Протоиерей
Андрей Мильто, настоятель храма Святого пророка Илии, уже пять лет
служит в воспитательной колонии. «Моя задача рассказать, что и здесь, в
колонии, есть Бог. И что Он помогает», – говорит о. Андрей. Работа
священника в детской тюрьме похожа на вычерпывание бездонного сосуда:
каждый год колония обновляется примерно на 80 процентов. О семимильных
шагах в воспитании малолетних нарушителей говорить не приходится: снова
и снова надо добиваться доверия заключенных подростков.
– Сложно ли служить в колонии? – С
одной стороны, это очень сложно. Это место, где пребывают преступники –
люди, которые преступили закон. Но среди них находятся и те, кто
понимает свою ошибку, осознает вину. Их надо найти, достучаться до
каждого. Это трудный путь, но радость оттого, что что-то получается –
есть. Обычно посещаю колонии по воскресеньям, случается и по
несколько раз в неделю бывать. Служу, провожу беседы… Ребята
исповедуются, причащаются, крестятся, пишут записочки – чтобы помянул
их родных в молитвах, которые читаю в храме.
– И часто ли пишут вам такие молитвенные списки?
–
Нередко. Здесь, в колонии, обостряются родственные чувства. Парень
понимает, что мама – это мама, а папа – это папа. А ведь много неполных
семей... Родственные отношения поднимаются на новую ступеньку. И когда
что-то случается во внешнем мире, если кто-то умер или заболел, они
мятутся, не знают, что нужно сделать. Я говорю: ребята, давайте вместе
помолимся, а потом посмотрим на результат. Результат виден, потому что
в следующий раз ребят приходит больше.
– Сколько прихожан в храме?
–
Сколько постоянных – не могу сказать. Один раз приезжаю – их три
человека может быть, а в другой раз придут 25-30. А теперь, когда мы
показываем фильмы православной тематики, приходит еще больше. Кто-то
дремлет – это понятно, а кто-то смотрит. О постоянных прихожанах
можно говорить, наверное, только в обыкновенном храме. А в
воспитательной колонии этот вопрос неуместен из-за специфики. Сюда
попадают на семь, на восемь месяцев, на год. Идет постоянная ротация –
и слава Богу.
– Отец Андрей, сложно ли привлечь к церкви трудных подростков?
–
Естественно, их не возьмешь за руку и не приведешь. Большую роль играет
пример. Когда новоприбывшие видели, что Федя и Саша, которые мне
постоянно помогали, идут на службу – они сами шли, без опаски, что
кто-то их будет осуждать. Я обычно спрашиваю – кто ходил в храм,
поднимите руки. Поднимают… А сколько ты раз ходил? «Ну там… пару раз
был». Пришел, посмотрел и быстренько ушел.
– Охраняется ли тайна церковной исповеди законом?
–
Тайна исповеди сохраняется, безусловно. Это основной устой. Впрочем, я
никогда не пытался узнать секреты этих парней. Для меня важнее, что
двигало человеком, когда он поступал так или иначе. И как он сейчас
относится к содеянному.
– Нужна ли специальная подготовка священнику, идущему к заключенным?
–
Я думаю, что специальной подготовки – как священнику – не требуется. А
вот поговорить со священником, у которого есть опыт служения в колонии,
будет полезно. У нас тут детская колония – это своя специфика. Это
тюрьма не в полном смысле этого слова. К заключенным иное отношение.
Меня приятно удивило, что те, кто их охраняет, называют их детьми. Не
зэками.
– Николай-Угодник действительно покровительствует заключенным?
–
Я бы не ограничился Святым Николаем при всем уважении и любви к нему.
Николай помог осужденным, но у многих святых есть случаи, когда они
помогали тем, кто находился в заточении. Есть Анастасия
Узорешительница. Есть Сергий Радонежский – наш родной русский святой,
который тоже помогает.
– Есть ли у вас возможность ходатайствовать о заключенных?
–
При пересмотре дела, при амнистии лишнее доброе слово тоже идет в
зачет. Но я еще не ходатайствовал ни за кого. В этом нет необходимости
– сроки, как правило, невелики, ребята быстро освобождаются сами. Анна ЛАПИЦКАЯФото Федора ПРОКОПОВА Материал опубликован в газете «Коммерческий курьер» Сайт Бобруйской епархии
|