Царицу-мученицу Александру Федоровну зачастую, просто сказать, не любят. 
Умудряются
признавать за ней святость – канонизированность в разряде
страстотерпцев – и оставаться при стереотипах столетней давности: дурно
мол влияла на царя, была истеричкой и ретроградкой и т.д. Погубила
Россию – так по-прежнему считают и многие православные! Не ведают, что
думают. Ибо все это просто какая-то накипь сознания, восходящая к
сознанию тех, кто предал и императора, и Россию. От этого можно
отрешиться, примеры имеются, и поэтому можно надеяться, что клевета
залезет под плинтус. В день рождения Государыни (она родилась 25 мая
1872 года) хочется вспомнить о ней правдиво
Письмо старшей сестры
Сохранилось письмо преподобномученицы Елизаветы Федоровны, адресованное сестре-Царице, написанное в порядке новогодних поздравлений и пожеланий в самом начале января 1898 года, т.е. через три с половиной года после того, как гессенская принцесса Аликс стала Государыне Российской. Испытываешь горечь, когда читаешь в этом письме: «…Ты должна сиять, как настоящее солнце, каким ты была при мама; чтобы все были рады знакомству с тобой; улыбка, слово – и все будут молиться на тебя. Я знаю из опыта, как неописуемо любезны и преданны могут быть здешние люди. И никогда не падай духом; пару упрямцев нельзя переделать – просто промолчи, когда все поднимают шум. Улыбайся, улыбайся, пока не заболят губы, думая о том, что другие унесут счастливое впечатление, и если они хоть однажды узнают твою улыбку, они никогда ее больше не забудут; главное – это первое впечатление. Подумай о милых улыбках тетушек Аликс и Минни, которыми они издавна славятся. Весь мир говорит о твоей красоте и твоем уме, теперь покажи им твое сердце, которое русские хотят почувствовать и увидеть в твоих глазах!». Здесь стоит пояснить, что принцессу Аликс Гессенскую называли в детстве, при жизни матери (которой она лишилась, когда ей было шесть лет) sunny – «солнышко» или sunbeam – «солнечный лучик» по-английски. Минни – это домашнее имя вдовствующей императрицы Марии Федоровны, Аликс – ее родная сестра.
Возникает невольная досада: «Что же она не послушалась своей сестры?!». Но Елизавета Федоровна писала, словно не считаясь с тем, что характер перенять невозможно, и, очевидно, вовсе не представляя той атмосферы неприятия, в которую оказалась погруженной молодая (юная!) императрица.
Недоразумение
Природная застенчивость Царицы Александры Федоровны
усугублялась физическим недомоганием. Об этом свидетельствовала София
Буксгевден, фрейлина императрицы, из самых близких: «У нее была
постоянная боль и чувство удушения, почти хроническая невралгия и вместе
– радикулит, от которого она так тяжко страдала». Окружающим казалось,
что выражение лица царицы говорит о высокомерии и холодности, в то время
как та, что была объектом внимания, сдерживала сильную боль.
Трудности с самого начала
В обстоятельной книге А.Н. Боханова «Александра Федоровна» названы конкретные дамы высшего света, которые скверно отнеслись к молодой императрице с первых дней ее царствования и преуспели в своих стараниях распространять о ней ложное мнение. Увы, вдовствующая императрица Мария Федоровна не пыталась противостоять возникавшей вражде и не оказывала Царице Александре никакой моральной поддержки. Хуже того, именно двор Марии Федоровны стал в итоге одним из пристанищ для тех, кто склонялся к измене. Это никоим образом не исходило от Марии Федоровны, так сложилось. И вообще, отношения царственных свекрови и невестки требуют осторожности в обсуждении. Ибо слишком легко поддаться настроению толпы, которая, как сказано Пушкиным, «в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего».
Единственным человеком из новых родственников, кто принял бывшую немецкую принцессу с сердечным расположением, была 12-летняя девочка, младшая сестра Государя, великая княжна Ольга Александровна. Она вспоминала впоследствии: «Из всех Романовых ей досталось больше всего злословия. Она вошла в историю такой оклеветанной! <…> Я вспоминаю, что многие вещи я едва выносила, будучи подростком. При дворе моей матери считали, что она все делала не так. Помню, однажды у нее была жуткая головная боль; она вышла к обеду бледная, и я слышала, как за столом говорили, что она в плохом настроении, потому что наша мать разговаривала с Ники о каких-то назначениях министров. Даже в самый первый год – я помню это очень хорошо – если Аликс улыбалась, считали насмешкой. Если она выглядела грустной – говорили, что злится».
Возможно ли было, в такой ситуации, 
рассчитывать
на понимание и нелицемерную помощь в делах милосердия, к которым
стремилась Царица, к которым с раннего детства была приучена.
Истоки милосердия и трудолюбия
Еще будучи пяти-шести лет, она посещала, вместе с матерью, больницы в Дармштадте, регулярно, каждую субботу. В обязанность девочки входило раздавать больным цветы. Гессенский двор держался простой и трудолюбивой жизни. Мать императрицы, дочь королевы Виктории, великая герцогиня Алиса Гессенская оставила по себе столь добрую память, что главная больница г. Дармштадта, одна из лучших в Германии, по сей день носит ее имя. В одном из писем матери герцогиня Алиса писала: «… важно, чтоб принцы и принцессы знали, что они ничуть не лучше и не выше остальных и что своей добротой и скромностью им следует всем подавать пример. Надеюсь, что именно такими вырастут мои дети». Они такими и выросли.
Отчуждение
Дети российских царей также с ранних лет приучались к исполнению долга и труду. Но в российском высшем обществе в целом праздность отнюдь не считалась пороком. А.Н. Боханов рассказывает, что одним из первых начинаний царицы Александры Федоровны на поприще милосердия в России было предложение для дам при дворе: каждой шить раз в год по платью для бедных. Было бы смешно говорить об этом, если бы не было так скорбно: слишком известно, к чему привела та трещина отчуждения, которую мы сразу можем представить, узнав об этом факте. Нельзя не признать, что в идее «по платью для бедных», в самой постановке такой задачи чувствуется склонность Царицы к морализаторству, она чувствуется и в многочисленных высказываниях Государыни, изданных в недавнее время. Но не забудем, что «слишком серьезная» верность этических или религиозных положений, оставленных нам Царицей, оплачена мученической кровью.
Непреодолимая российская праздность служила отчуждению в большей степени, чем характер императрицы. Ее широкая благотворительная деятельность считалась в порядке вещей. Ну так что же мол? Вот и вдовствующая императрица занимается широкой благотворительностью. Но Царица царствующая должна быть такой же любезной. А она такой не была.
Недоставало чувства театральности
Сидней Гиббс, 
учитель
английского языка царских детей, давая показания следователю Н.
Соколову, говорил, что Царице «недоставало чувства «театральности»,
присущего русской натуре». Англичанин продолжал размышление:
«Императрице, выросшей под попечительством своей бабушки, королевы
Виктории, это было чуждо. Неудивительно, что такая фундаментальная
разница между нею и людьми при дворе и была основой того отчуждения,
которое отмечают почти все те, кто писал о ней».
Здесь хочется заметить, прежде всего, что Царица совсем не держалась, что называется, букой, она была доброжелательной и приветливой – это можно сразу почувствовать, обратившись к выразительной подборке фотографий, где царица Александра Федоровна – улыбается!Просто она была весьма взыскательной в нравственном плане и не терпела лжи и фальши, вызывавших у нее возмущение.
Вот и было у нее только два-три близких ей человека: Анна Вырубова, Юлия Ден, София Буксгевден. Нельзя не вспомнить, что эти женщины остались верны Царице и во время тяжких испытаний. Таким образом, о разнице в характерах именитых сестер-мучениц можно думать и в пользу Царицы. Светские знакомства оказываются порой сомнительными: так, одной из близких подруг Елизаветы Федоровны была Зинаида Юсупова, люто ненавидевшая Царицу и вдохновлявшая сына на убийство Распутина.
Стоит попытаться понять
«Из песни слова не выкинешь», и тему «Распутин» не обойдешь. К сожалению, невозможно представить, чтобы имя этого человека, неординарного, но достоинство (и какое достоинство!) не соблюдшего, перестало бросать тень на Царицу-мученицу.
Однако и в том, что касается Г. Е. Распутина, стоит попытаться понять Государыню. Григорий Ефимович был повернут к царской семье лучшей своей стороной. И его любили не только за то, что он (достоверно установлено) не раз исцелял Алексея Николаевича. На него смотрели как на Божиего человека, весьма одаренного, а, главное, доброго. Именно это стоит почувствовать. Стоит отрешиться от имени Распутин как от жупела, «разрешить» ему быть человеком, а не демоном или секс-символом.
Всем известно, конечно, что Государыня называла Распутина «нашим Другом», 
относилась к нему как к старцу и считала его мнение особо достойным
внимания. Но даже и в этом плане, при условии благорасположения, есть
чем успокоить свое возмущение. Во-первых, личные основания для такого
отношения к Григорию Ефимовичу у Государыни были. Во-вторых, она никому
его не навязывала, даже Государю. Историк С. Ольденбург подсчитал, что
во время германской войны царица 17 раз передавала царю советы «нашего
Друга», относившиеся к военным действиям. Некоторые из них были вполне
разумными, Государь же не последовал ни одному. Вот что важно:
Государыня всякий раз спокойно принимала волю супруга. Так же спокойно
она приняла и отказ Государя освободить от армейской службы сына
Распутина. Чтобы почувствовать нормальность в отношениях царственных
супругов (отсутствие какого-либо «нажима» со стороны Государыни и
отсутствие «податливости» со стороны Государя), а также нормальность и в
отношении Государыни к Распутину (отсутствие какой-либо экзальтации),
стоит познакомиться с письмами Царицы мужу, например, с письмом,
написанным 17 декабря 1916 года, после известия о том, что Григорий
Ефимович исчез. Об этой тревожной новости Государыня пишет сразу после
вопроса о здоровье «Бэби» (Алексея Николаевича) и следующей за ним
шутки: «Он начнет толстеть и больше не будет таким прозрачным – милый
мальчик!». Далее следует рассказ о том, что ей стало известно в связи с
исчезновением Распутина, что есть подозрение и насчет убийства (не
хотела верить), какие-то конкретные подробности – все, что могла
Государыня сообщить на тот момент. Изложено просто, трезво и ясно, и это
при сильнейшей тревоге за дорогого ей человека. Никакой экзальтации,
никакой пресловутой истерии.
Мать и сестра
Может ли истеричка или экзальтированная особа воспитать 
веселых,
добрых, ничем не кичащихся, но простых и сострадательных детей? Может
ли создать «Христову едину домашнюю церковь»? – как говорится о семье
царственных мучеников в тропаре им. Может ли такая особа день за днем
трудиться как медсестра? Анна Вырубова рассказывала в своих
воспоминаниях: «Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная
сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила
ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь
ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во
время войны». София Буксгевден писала о Царице как о медсестре: «Ее
Величество отличалась ловкостью и проворством, к тому же она привносила в
свою работу нечто, особенно ценное для пациента – умение воспринимать
чужие страдания как свои и способность ободрить и утешить страждущего.
Ни мать, ни дочери никогда не отказывались от самой трудной и
утомительной работы <.> Это умение ободрить и утешить помогло не
одному раненому благополучно пережить мучительные моменты перед
операцией. А многие умирающие солдаты благодаря ее присутствию отходили в
мир иной более счастливыми и успокоенными. Самый простой человек в ее
госпитале мог позвать царицу и увидеть ее возле своей постели. <…>
Иногда императрица едва успевала придти домой, как ей звонили из
госпиталя и сообщали, что ее зовет пациент с особо тяжелым ранением. И
императрица изыскивала первую же свободную минутку, чтобы вновь
отправиться в госпиталь на своей машине».
О ней думали плохо
Увы, даже люди, знавшие Царицу по работе в госпитале,
поддавались «общественному мнению» и думали о Государыне плохо. Недавно
вышел сборник материалов к биографии Царицы-мученицы, под названием
«Скорбный ангел» (М. 2010, 2-е издание, автор-составитель – С.В. Фомин),
в нем опубликованы дневниковые записи Валентины Ивановны Чеботаревой,
медсестры, с которой работали Государыня и старшие великие княжны и
которую очень любили – сохранились письма к ней великих княжон, из
заточения. С дневником В.И. Чеботаревой, представляющим большой интерес,
можно также познакомиться в интернете. Когда царская семья находилась
уже под арестом, Валентина Ивановна не могла заставить себя написать
хоть слово приветствия бывшей царице, не от страха обнаружить
причастность узникам, а от того, что думала плохо о Государыне, считала
ее во всем виноватой. Она сама об этом пишет в дневнике, несколько
терзаясь … Есть в нем и такая запись, дающая живую зарисовку одного из
случаев в жизни госпиталя, а также дающая представление о «работе»
лукавого помысла («революционного помрачения», как пишет С.Фомин) у
автора записи: «Вспомнили такой эпизод, когда на операции в Их
присутствии объявили солдату, что нужно отнять правую руку. Отчаянным
голосом он закричал: «Без руки жить? Да зачем, за куда же я тогда
гожусь, убейте лучше сейчас». Татьяна, вся в слезах, кинулась: «Мама,
мама, скорей поди сюда!». Она подошла, положила руку на голову: «Терпи,
голубчик, мы все здесь, чтобы терпеть, там, наверху, лучше будет». Это и
убеждение Ее, и жизненное кредо. А насколько популярнее бы Она стала,
пообещав ему тут же взять на Себя заботы о семье, и бедняга бы
успокоился».Да откуда ж было известно, что раненый бы успокоился? По
другим воспоминаниям (взять хотя бы отрывок из воспоминаний Софии
Буксгевден, приведенный выше) известно, что царица как раз обладала
даром сообщать религиозное успокоение раненым!
В «Дневниках» Царя и Царицы, времени заточения, изданных в 2008 г. В.М. Хрусталевым, приводятся выдержки из дневника княгини Е.А. Нарышкиной, добровольно разделившей заточение с царской семьей в Александровском дворце. Эта статс-дама была уже весьма немолодой, но также разделявшей настроение «общества» – одновременно с преданностью Царице!
Когда знакомишься с тем, что происходило в сознании даже близких Царице людей, начинаешь представлять «размах» ненависти, окружавшей Царицу и служившей чуть ли не главной «движущей силой» революции.
Только о других и о России
Царица знала, что ее ненавидят, знала и о том, 
что
считают сторонницей сепаратного мира, предательницей в пользу Германии
(о ней говорили -«немка»). Это сильно ее удручало, но ни единого разу
она не ответила на ненависть ненавистью. Другое дело, что какие-то
поступки или слова исключали возможность дальнейшего ее расположения.
Государыня, как это можно понять по ее письмам, по ее реакциям, по воспоминаниям о ней, держалась заповеди Христовой: «Что тебе до того? Ты иди за Мною». Она тратила время на добрые дела, а не на злые мысли. Российский читатель очень мало знает о делах милосердия последней нашей Царицы. Они замалчивались. Теперь, в упомянутом сборнике «Скорбный ангел», можно прочитать воспоминания графа В.Э. Шуленбурга, название которых – высказывание Царицы: «Моя обязанность быть там, где страдают». Это редкий и ценный материал о создании Дома инвалидов в Царском Селе, директором которого и был граф В.Э. Шуленбург
В заточении Царица тревожилась лишь о других. В конце мая 1917
года она писала А.В. Сыробоярскому (одному из бывших раненых, с которым
сохранились дружеские отношения): «Пока живы и мы с нашими вместе –
маленькая крепко связанная семья. Мы и в саду бываем (т.е. на свободе).
<…>
А вспомните тех, других, о Боже, как за них страдаем, что они
переживают, невинные.». В том же письме читаем: «Надо Бога вечно
благодарить за все, что дал, а если и отнял, то, может быть, если без
ропота все переносить, будет еще светлее. Всегда надо надеяться, Господь
так велик, и надо только молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую
Родину. Стала она быстро, страшно рушиться в такое малое время».
Когда читаешь письма Государыни из заточения (в особенности те, что адресованы Анне Вырубовой), возникает крепкая надежда: ее любовь найдет еще отклик. У Бога не остается бессильным никакое слово, и не может так быть, чтобы эта любовь и эта сердечная боль за Россию (ставшую Родиной для Государыни, несмотря ни на что) пропали втуне. Они, без сомнения, были приняты Богом, но должны быть приняты и нами.
Из Тобольска, Великим постом, приблизительно за месяц до того, как комиссар Яковлев увезет царскую чету и великую княжну Марию Николаевну в Екатеринбург, а именно 2/15 марта 1918 года, т.е. ровно через год после отречения Николая II, Государыня пишет Юлии Ден: «Я мысленно переживаю, день за днем, весь прошлый год, и думаю о тех, кого я видела в последний раз. Все время была здорова, но последнюю неделю сердце шалит и чувствую себя неважно, но это пустяки. Мы не можем жаловаться, у нас все есть, живем мы хорошо, благодаря трогательной доброте жителей, которые тайком посылают нам хлеб, рыбу, пироги и т.д. / Не беспокойтесь за нас, душка, нежно любимая. Вам всем плохо и Родине!!! Это больнее всего и сердце сжимается от боли – что в один год наделали. Господь допустил – значит, так и надо, чтобы поняли и глаза открыли на обман и ложь. <…> вообще все больно, все чувства затоптаны ногами – так и полезно – душа должна расти и возвыситься над всем другим; ранено то, что в нас есть самого дорогого и нежного – разве не так? Вот мы и должны понять, что Бог выше всего и что Он хочет через наши страдания приблизить нас к Себе. Любите Его больше и крепче, чем всех и вся. Но моя Родина – Боже мой, как я люблю ее всем моим существом, и ее страдания причиняют мне настоящую физическую боль. <…> народ бессилен, но с помощью Божией все возможно, и Он покажет Свою силу, мудрость и всепрощение и любовь – только надо верить, ждать и молиться
