...если мы сами забываем пространства своей истории, эти площади будут застроены людьми, которые бы хотели, чтобы у нас вообще не было никакой истории.

Как и изобретатель новой хронологии Николай Александрович Морозов, какой-то своей дорогой, то ли на Луну, то ли в иные пределы уходил в Шлиссельбурге и другой «вечник», Герман Александрович Лопатин.

Этот выпускник Петербургского университета блестяще защитил диссертацию на звание кандидата естественных наук и уехал за границу, где начал переводить «Капитал» Карла Маркса. Одновременно с этим, будучи членом Генерального совета Интернационала, Герман Лопатин вёл борьбу с идеологическим противником Карла Маркса, бывшим шлиссельбургским узником Михаилом Бакуниным.

В 1884 году Лопатин вернулся в Россию, чтобы убить досаждавшего революционерам жандармского подполковника Георгия Порфирьевича Судейкина и воссоздать разгромлённую «Народную волю».

Как и следовало переводчику «Капитала», Герман Александрович, несмотря на некую склонность к мистицизму, отличался основательностью. Совершив успешный теракт, он принялся составлять - с полными фамилиями и адресами - список членов новой «Народной воли», который потом при аресте изъяли у него. Никто в Шлиссельбурге, разумеется, не упрекал Германа Александровича, что он, по сути, сдал полиции всю восстановленную «Народную волю», но Лопатин всё равно держался строго и обособленно. В голодовках и отказах от прогулок, как и в других ребяческих протестах шлиссельбуржцев, за которые, впрочем, те платили порою своими жизнями, не участвовал.

И то ли близость с Карлу Марксу, то ли естественно-научное образование, то ли склонность к оккультизму, но с годами заключения в Германе Александровиче выработалась холодная, пугающая даже и атеистов-народовольцев своей безпощадностью ненависть к православию.

Когда престарелая княгиня Мария Александровна Дондукова-Корсакова, печалившаяся, что арестанты в Шлиссельбурге совершенно лишены духовного призрения, упросила коменданта повесить в камерах иконы, Герман Николаевич потребовал у караульного жандарма, чтобы образ немедленно убрали. Жандарм, наверное, запамятовал об этом заявлении, а может, просто не понял существа требования, но Богородица так и осталась на стене камеры, и Лопатин, не теряя слов попусту, сам снял икону, расколол её на щепки и выбросил в унитаз.
Произошло это событие в июле 1904 года.

В те самые дни, когда в Казани произошла трагедия, потрясшая всю Россию.

1.

Ещё в царствование Иоанна Васильевича Грозного после страшного пожара, уничтожившего 23 июня 1579 года весь посад, дочери казанского стрельца Матроне явилась во сне Богородица. Она указала место на пепелище, где 8 июля 1579 года и откопали облечённую в ветхое вишнёвое сукно - это был рукав однорядки - икону...

Тотчас послали известить Казанского архиепископа Иеремию, но он посчитал ненужным смотреть, что отыскала несмышленая девочка, и к месту находки явился священник из ближайшей к пожарищу Николо-Гостинодворской церкви. Первым этот священник и поднял икону, чтобы поставить на приготовленный помост.
Звали его Ермолай...

Пятьдесят лет исполнилось ему тогда, но словно и не было их - в непроницаемых сумерках времени скрылась прежняя жизнь. Едва только взял Ермолай в руки чудотворный образ, спала пелена, и сразу во всей духовной мощи явился перед Русью великий святитель патриарх Гермоген.

И случайно ли, что этот чудотворный образ и сопровождал поднявшееся по призыву патриарха Гермогена ополчение Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского на его пути до Москвы?

Чудо, которое совершила икона с иереем Ермолаем, превратив его в грозного святителя, оказалось только прообразом чуда, совершённого 22 октября 1612 года, когда перед Пречистым Ликом Казанской иконы Божией Матери разъединённые политическими симпатиями и антипатиями, враждующие друг с другом русские люди вдруг очнулись и, ощутив себя единым народом, сбросили с себя вместе с обморочностью смуты и ярмо чужеземных захватчиков...

К сожалению, в XIX веке наши прославленные историки вскользь упоминали об этих событиях, спеша скорее миновать запутанные переулки и загороженные площади нашей истории...

Но если мы сами забываем пространства своей истории, эти площади будут застроены людьми, которые бы хотели, чтобы у нас вообще не было никакой истории.

События конца XIX - начала XX века доказали, что застройка эта ведётся в нашей стране не только в переносном, но зачастую и в самом прямом смысле.

В 1896 году Константин Маковский создал наполненную высоким патриотическим пафосом картину «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям». Интересно, что примерно в это же время как раз напротив церкви, с паперти которой, по преданию, обращался к нижегородцам Кузьма Минин, купец Н.А.Бугров построил ночлежный дом, послуживший А.М.Горькому прототипом ночлежки в пьесе «На дне».

С одной стороны, конечно, благотворительность, а с другой - откровенное глумление...

Бугров и Горький как бы свели и поставили друг против друга воодушевлённую идеей спасения Родины, объединённую жертвенным порывом Россию Минина и Пожарского и Россию деклассированных, спившихся босяков, все помыслы которых сведены к поиску выпивки.

И они смотрели друг на друга, эти две России, и не узнавали себя.
Н.А.Бугров принадлежал к тому типу волжских купцов, о которых трудно сказать, чего - самобытности или самодурства - больше в них, но мы не будем утверждать, что он осознанно выбирал место для своего ночлежного дома, из которого - его слова! - «как из омута, никуда нет путей».

Это и не важно...

За Бугрова выбирали место ночлежки те тёмные силы, которые, по свидетельству современников, порою всецело завладевали его душой.

Ну а Максим Горький, создававший свою пьесу об обитателях багровского дома, думается, о символизме соседства этого дома с Россией Минина и Пожарского знал совершенно определённо. На дно в его пьесе, художественные достоинства которой весьма относительны, погружаются не только обитатели ночлежки, но и вся Русь, ещё сохранившая способность противостоять предательству и измене, Русь, ещё обладающая силой спасти саму себя.

Пьесу «На дне» Алексей Максимович Горький написал в 1902 году, а 29 июня (12 июля по новому стилю) 1904 года в час ночи из летнего храма при Богородицком женском монастыре украли саму чудотворную икону...

Кражу совершили профессиональный церковный вор Варфоломей Андреевич Стоян, называвшийся Чайкиным, и его подельник, карманник Ананий Комов.

В ту же ночь на окраине Казани, в доме Шевлягина по Кирпично-Заводской улице, где Стоян-Чайкин арендовал целый этаж, эти словно сошедшие с горьковских страниц монстры разрубили топором Первообраз чудотворной иконы Казанской Божией Матери, чтобы побыстрее отделить от неё драгоценные камни и золото. Обломки и щепки от чудотворной иконы тёща Чайкина, 49-летняя Елена Ивановна Шиллинг, «отталкивающей наружности старуха, тип старой сводни», сожгла в железной печке.

2.

Надо отдать должное полиции. Расследование преступления было проведено грамотно и оперативно. Смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман, прочитав в газетах, что при краже был сломан замок наружной двери собора, сообщил в полицию о золотых дел мастере Николае Максимове, заказавшем у него в училище мощные разжимные щипцы, совершенно ненужные в ювелирной работе.

Максимов после очной ставки с Вольманом сознался, что заказал щипцы по поручению своего давнего покупателя Фёдора Чайкина.

Полиция, несмотря на поздний вечер, немедленно отправилась в дом Шевлягина по Кирпично-Заводской улице, однако обнаружила там только Елену Ивановну Шиллинг и дочь Прасковьи Кучеровой девятилетнюю Евгению. Сам Чайкин за несколько часов до появления полиции вместе со своей гражданской женой Прасковьей Кучеровой уехал на извозчике на пристань.

18 июля Чайкин и Кучерова были задержаны в каюте прибывшего в Нижний Новгород парохода «Ниагара». У задержанных оказались фальшивые паспорта на имя супругов Сорокиных.

К тому времени полиция уже произвела тщательные обыски на квартирах Максимова и в доме Шевлягина. На квартире Максимова были найдены жемчужины, в которых монахиня Варвара, состоящая многие годы при чудотворной Казанской иконе, опознала украшения с похищенной святыни.

Успешным был обыск и на Кирпично-Заводской улице. Полицейским удалось найти тайники, наполненные драгоценностями. Согласно протоколу, в ходе обыска удалось обнаружить: «куски пережжённой проволоки, 205 зёрен жемчуга, перламутровое зерно, камешек розового цвета, обломок серебра с двумя розочками, 26 обломков серебряных украшений с камнями, кусочек золота, 72 золотых обрезка от ризы, завёрнутые в рукав платья, 63 серебряных обрезка ризы и венца, пластинка с надписью «Спас Нерукотворенный» (Негодяями была украдена из храма при Богородицком женском монастыре ещё и богато украшенная икона Христа Спасителя. Её постигла та же участь, что и икону Казанской Божией Матери...), серебряный убрус, смятый в комок, и другие подобные предметы».

Важные показания дала девятилетняя Евгения Кучерова. Она показала, что накануне кражи Чайкин вместе с Ананием Комовым уходил поздно вечером из дома. Каждый имел при себе шпалеру (револьвер). Утром девочка проснулась на рассвете и увидела, как отчим рубит секачом икону Спасителя, а Комов топором - икону Казанской Божией Матери.Разрубленные куски иконы были сложены в железную печь, после чего бабушка (Елена Шиллинг) зажгла огонь... От дыма она вытирала рукавом глаза, и это не понравилось Чайкину.
- Мамаша у нас сегодня плаксивая... - сказал он Комову.

Читаешь эти показания, и вспоминается сон, приснившийся в 1579 году дочери казанского стрельца Матроне.
Прекрасным в этом сне был Лик Богородицы, но дышал пламенем.
- От иконы исходило пламя, и прямо на меня, будто готовое сжечь... И голос я слышала... - Матрона наморщила лоб и повторила, стараясь не пропустить и не перепутать ни одного слова: - «Если ты... не поведаешь... глаголов Моих... то Я... явлюсь в другом месте...»

Сверстница Матроны, Евгения Кучерова, через 325 лет воочию увидела это ужасное пламя. Оцепенев, смотрела она, как режет отчим сияющие драгоценными камнями ризы. Потом подняла с полу откатившийся камешек с Казанской иконы Божией Матери и сжала его в кулачке. Показания Евгении Кучеровой помогли задержать последнего подозреваемого - «юркого, подвижного человека с плутовато-хищным выражением глаз и характерным длинным тонким носом, загнутым кверху», - Анания Комова. Он был арестован в день праздника Казанской иконы Божией Матери.

3.

Тем летом произошло долгожданное для России событие. 30 июля 1904 года родился наследник престола царевич Алексей.

«Когда я буду царём, - скажет он своему наставнику, - в России не будет бедных и несчастных».

Но мы знаем, что ненавистники России помешали стать царём этому долгожданному царевичу, родившемуся - увы! - после того, как святотатцами уничтожена была великая святыня России...

После уничтожения Казанской иконы Божией Матери начинаются и самые тяжёлые поражения русско-японской войны, и Кровавое воскресенье, и вся смута 1905 года...

Странно и как-то обречённо переплетаются между собою даты тех событий...

Слушание дела в казанском окружном суде происходило в дни, когда японцы пошли на четвёртый штурм Порт-Артура.

Столь схожий с героями Горького Варфоломей Стоян (Чайкин) рассказывал на суде, как сжигали они национальную святыню России. Он говорил это и «суетливо, с гримасами всматривался в публику» своими «наглыми до дерзости глазами».
Строчили в блокнотах газетные репортёры.

Присяжные заседатели, позёвывая, слушали рассказ убивца чудотворной иконы. Согласно их вердикту, Варфоломей Стоян за своё преступление получил 12 лет каторги, Ананий Комов - 10 лет каторжных работ. Приговор ювелиру Николаю Максимову - два года и восемь месяцев арестантских рот и по пять месяцев тюремного заключения - Прасковье Кучеровой и Елене Шиллинг был ещё мягче. Сторожа Фёдора Захарова, кстати, ввиду недоказанности его преступления, а также заслуг перед Отечеством (он был награждён медалями за Крымскую войну 1853-1856 годов и «За усмирение польского мятежа» 1864 года), присяжные заседатели оправдали.

В день оглашения вердикта суда присяжных японцам удалось овладеть господствующей над Порт-Артуром высотой, и они начали вести прицельный огонь по русским военным кораблям, стоящим на рейде...

Разумеется, сатанинское деяние Варфоломея Стояна (Чайкина) и его тёщи, «старой сводни» Елены Ивановны Шиллинг, отличается от замешенной на откровенном глумлении благотворительности купца Багрова, от русофобских сочинений Горького, от холодной ненависти к православию Германа Александровича Лопатина, от поздравительных телеграмм, которые посылали японскому микадо революционные петербургские студенты, но отличается только своими масштабами.

По сути, это однотипные явления.

Одна задача тут - как можно сильнее оплевать и унизить русского человека, одна цель - лишить его всякой надежды на национально-ориентированное устройство своей собственной страны...

4.

Мы уже говорили, что признание Петра I, сделанное им после штурма Орешка: «чрез всякое мнение человеческое сие учинено и только единому Богу в честь и чуду приписать», - это речь русского царя.

И когда прозвучали эти слова, буквально через несколько дней караульный солдат увидел замерцавший из-под кирпичной кладки свет Казанской иконы Божией Матери, замурованной здесь, когда в годы смуты шведам удалось захватить Орешек.

Воочию было явлено и царю, и солдату, как смыкаются эпохи...

В 1611 году, перед тем как пойти на штурм, молились ратники Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского перед Казанской иконой Божией Матери. Задержавшись на девяносто лет, 1611 год пришёл и в древнюю русскую крепость Орешек. И здесь, завершая освобождение Руси от иноплеменных захватчиков, явилась Пречистая Богородица Казанским Ликом Своим!

Мы знаем, что священник Ермолай, первым разглядевший икону Казанской Божией Матери, превратился в святителя Гермогена, но нам неведомо, кем стал солдат, первым увидевший Шлиссельбургский образ Казанской иконы Божией Матери. Может, он погиб в безконечных петровских войнах, а может быть, закончил жизнь в крепостной неволе.

Другая эпоха, другое время пришло...

Пётр I - сохранились только глухие упоминания о его распоряжении поместить обретённую икону в крепостной часовне, - по сути, никак не отреагировал на находку, не захотел вдуматься в то великое значение, которое скрыто было в произошедшем чуде.

Почему он не пожелал придать государственного статуса чудесному обретению иконы Казанской Божией Матери в Шлиссельбурге?

Может быть, ему не хотелось начинать историю новой столицы с напоминания о смуте, в которой его прадед, возведённый в митрополиты Лжедмитрием I, а в патриархи - Лжедмитрием II, играл не самую героическую роль? Или ему важно было показать, что приневские земли он не освобождает, а завоёвывает для России впервые?

Разница незначительная, если оценивать результаты военной кампании, но чрезвычайно существенная, если задуматься о духовном смысле войны, которая велась тогда на берегах Невы.

Говорят, что Пётр I прорубил окно в Европу...

На самом деле окно в Европу здесь было всегда, и требовалось только отодрать старые шведские доски, которыми это окно пытались заколотить.

Но Пётр всё делал сам, и даже когда он действовал в русле, определённом всем ходом русской истории, он действовал будто никакой истории не было до него и вся она - это беда всех наших реформаторов! - только при нём и начиналась...

Как бы то ни было, но Пётр не придал государственного статуса чудесному обретению иконы Казанской Божией Матери в Шлиссельбурге.

Шлиссельбургский образ, почти целое столетие прождавший за кирпичной кладкой человека, который освободит здешнюю землю от неприятеля и вернёт икону России, так и остался за стенами крепости.