Манштейн приехал. Ленинграда не взял. В своих мемуарах писал:

“27 августа штаб 11-й армии прибыл на Ленинградский фронт, чтобы здесь в полосе 18-й армии, выяснить возможности нанесения удара и составить план наступления на Ленинград. Было условлено, что затем штаб 11-й армии займет часть фронта 18-й армии, обращенную на север, в то время как за 18-й армией оставалась восточная часть фронта по Волхову”.

И 11-я армия вступила в тяжелые бои с советскими войсками, продлившиеся до начала октября. Фактически. Манштейну приходилось решать задачи 18-й армии, изрядно побитой в ходе Любанской операции частями 2-й ударной и уже неспособной к крупномасштабным действиям.

Фельдмаршалу удалось уничтожить ряд наших соединейний, но на взятие города сил не хватило. Манштейн потом вспомнит об этих осенних боях сорок второго года:

“Если задача по восстановлению положения на восточном участке фронта 18-й армии была выполнена, то все же дивизии нашей армии понесли значительные потери. Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград. Поэтому о скором проведении наступления не могло быть и речи. Между тем Гитлер все еще не хотел расставаться с намерением овладеть Ленинградом. Правда, он готов был ограничить задачи наступления, что, естественно, не привело бы к окончательной ликвидации этого фронта, а к этой ликвидации в конце концов все сводилось (выделено мной – авт.). Напротив, штаб 11-й армии считал, что нельзя приступать к операции против Ленинграда, не пополнив наши силы и вообще не имея достаточного количества сил. За обсуждением этих вопросов и составлением новых планов прошел октябрь”.

В ноябре ситуация сложилась так, что присутствие 11-й армии потребовалось на других участках Восточного фронта: приближалось решительное сражение за Сталинград. Штаб Манштейна перевели в группу армий “Центр”. Кроме неудачной попытки взять Ленинград, судьба нанесла немецкому полководцу еще один – страшный – удар. 29 октября на Ленинградском фронте погиб 19-летний сын фельдмаршала, пехотный лейтенант Геро фон Манштейн, воевавший в 16-й армии. [6]

Много лет спустя описываемых событий, работая над своей книгой “Утерянные победы”, старый фельдмаршал, всегда скупой на похвалу в адрес противника, отдаст должное героическим воинам 2-й ударной (армией в тот период она была лишь по названию, сражались с врагом восьмитысячная стрелковая дивизия и одна стрелковая бригада). Их мужество он оценит по-военному ясно и лаконично:

“Потери противника убитыми во много раз превышали число захваченных в плен”.

...А в сорок втором году на Волховском фронте произошло еще одно важное событие, на первый взгляд к развитию боевых действий прямого отношения не имеющее. Родилась песня, ставшая вскоре всенародно известной и любимой. Потому что звучала правдиво и главное – уже победно!

Песни, поднимающие боевой дух солдат, иной раз значат больше нового вооружения, обильной еды, теплой одежды. Время их появления справедливо занимает достойное место в военной хронологии. В 1941-м такой стала “Вставай, страна огромная!”, в 1942-м – “Волховская застольная” на слова поэта-фронтовика Павла Шубина. [7]

Тогда еще не пели:

Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,

Выпьем и снова нальем!

Не пели, потому что таких строк еще не было. но, согласитесь, здорово звучало:

Выпьем за мужество павших героями,

Выпьем за встречу живых!

Эти слова в полной мере относились и ко всем солдатам 2-й ударной армии.

...В конце 1942-го Ставка Верховного Главнокомандования решила в начале следующего года провести операцию по деблокаде Ленинграда, более известную в истории как операция “Искра”.

Со стороны Ленинградского фронта в ударную группу выделялась 67-я армия. Волховский фронт вновь поручил выполнение этой задачи 2--й ударной. В состав почти полностью обновленной армии (из окружения вышло всего порядка десяти тысяч человек), входили: 11 стрелковых дивизий, 1 стрелковая, 4 танковые и 2 инженерно-саперные бригады, 37 артиллерийских и минометных полков и других частей.

Полностью укомплектованная 2-я ударная продолжила свой боевой путь. И он был славным!

***

18 января 1943 года 2-я ударная армия Волховского фронта во взаимодействии с 67-й армией Ленинградского фронта прорвала блокаду Ленинграда. Ход этой операции подробнейшим образом описан как в художественной, так и в специальной военной литературе. О ней сняты многочисленные документальные и художественные ленты. Каждый год 18 января отмечался в Ленинграде, отмечается и будет отмечаться в Санкт-Петербурге как один из главных городских праздников!

Тогда, в холодные январские дни 1943-го произошло главное: были созданы условия для сухопутной и транспортной связи со всей страной.

За мужество и отвагу, проявленные при прорыве блокады, около 22 тысяч воинов Волховского и Ленинградского фронтов получили государственные награды. Взаимодействовавшая с частями 2-й ударной 122-я танковая бригада – стала Краснознаменной. А в самой армии 327-я стрелковая дивизия была преобразована в 64-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Грудь командира новоиспеченных гвардейцев полковника Н.А.Полякова украсил орден Суворова II степени. Командующему 2-й ударной генерал-лейтенанту В.З.Романовскому вручили один из высших полководческих знаков отличия – орден Кутузова I степени.

С апреля 1943 года, [8] действуя уже в составе Ленинградского фронта, армия участвовала в Ленинградско-Новгородской наступательной операции, и своим активным участием с Ораниенбаумского плацдарма в январе 1944-го обеспечила окончательное освобождение Ленинграда от блокады.

В феврале-марте – освободила Ломоносовский, Волосовский, Кингисеппский, Сланцевский и Гдовский районы Ленинградской области, вышла к реке Нарва и Чудскому озеру. В апреле-августе сражалась с немецкими войсками на Нарвском перешейке и успешно провела операцию по освобождению Нарвы. В сентябре сорок четвертого в успешной Таллинской операции освободила от оккупантов территорию Эстонии.

А как обстояли дела у давно уже не победоносной 18-й немецкой армии? Типпельскирх пишет:

“18 января (1944 года – авт.), то есть через несколько дней после начала русского наступления на северном участке фронта 18-й армии, войска Волховского фронта перешли в наступление с широкого плацдарма севернее Новгорода с целью нанести удар во фланг 18– й армии. Предотвратить этот прорыв было невозможно, и он привел к отходу всей группы армий. Уже на следующий день пришлось оставить Новгород”.

Но, верная своей традиции все громить и разрушать, 18-я армия, продолжала практику “выжженной земли”!: от почти пятидесятитысячного населения Новгорода уцелело лишь пятьдесят человек, из 2500 зданий – только сорок. Уже знакомый нам генерал-полковник Линдеманн приказал разобрать на части и отправить в Германию знаменитый памятник “Тысячелетие России”, находящийся и поныне на территории Новгородского кремля. Разобрать-то разобрали, а вот вывезти не успели – пришлось уносить ноги от стремительно наступавшей советской армии.

Под ударами советских войск 18-я армия откатывалась все дальше и дальше, пока вместе с 16-й армией не оказалось блокированной в составе Курляндской группировки. Вместе с ней несостоявшиеся завоеватели Ленинграда в ночь на 9 мая сложили оружие. [9] А потом среди солдат 16-й и 18-й армий началась жуткая паника. Не на шутку перетрусил и командовавший групировкой генерал Гильперт. Оказывается, фашисты “просчитались”. Павел Лукницкий рассказывает в своем повествовании:

“Гильперт перед принятием ультиматума не знал, что маршал Говоров командует Ленинградским фронтом, полагал, что сдаваться будут они маршалу Говорову, “командующему 2-м Прибалтийским фронтом”, – это казалось немцам, зверствовавшим под Ленинградом, не столь страшным: “прибалтийцы”, не испытав ужаса блокады, не имеют оснований так “беспощадно мстить”, как это якобы сделают ленинградцы”.

Раньше надо было думать, когда палачествовали у стен вымирающей от голода, но не сдавшейся Невской твердыни!

...27 сентября 1944 года Военный Совет Ленинградского фронта, передавая 2-ю ударную в резерв Ставки Верховного Главнокомандования, обратился к ее войскам со словами:

“2-я ударная армия в составе войск фронта сыграла большую роль в снятии блокады Ленинграда, завоеванию Великой победы под Ленинградом и во всех боях за освобождение Советской Эстонии от немецко-фашистских захватчиков.

Победоносный путь 2-й ударной армии на Ленинградском фронте отмечен блестящими успехами, а боевые знамена ее частей овеяны неувядаемой славой.

Трудящиеся Ленинграда и Советской Эстонии всегда будут свято хранить в своей памяти боевые заслуги 2-й ударной армии, ее героических воинов – верных сынов Отечества”.

На заключительном этапе войны 2-я ударная в составе войск 2-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза К.К.Рокоссовского сражалась в Восточной Пруссии, участвовала в Восточно-Померанской операции. В своих мемуарах Константин Константинович Рокоссовский не раз отмечал ее умелые действия:

“2-я ударная армия с боем преодолела сильный оборонительный рубеж на подступах к Мариенбургу, в старину являвшемуся крепостью крестоносцев, и 25 января вышла к рекам Висла и Ногат. Частью своих сил она в нескольких местах форсировала эти реки и захватила небольшие плацдармы. Овладеть Эльбингом с ходу войска не смогли... И.И.Федюнинскому (командующему 2-й ударной – авт.) пришлось организовать штурм города по всем правилам военного искусства. Бои длились несколько дней, пока 2-я ударная не захватила город”.

Вместе с 65-й армией и отдельной танковой бригадой Войска Польского, 2-я ударная сыграла решающую роль в штурме Данцига – польского города Гданьска.

“26 марта войска 2-й ударной и 65-й армий, прорвав неприятельскую оборону на всю ее глубину подступили к Данцигу, – писал К.К.Рокоссовский.– Во избежание бессмысленных потерь гарнизону был послен ультиматум: [10] продолжать сопротивление бесполезно. В случае, если ультиматум не будет принят, жителям рекомендовалось покинуть город.

Гитлеровское командование не ответило на наше предложение. Была подана команда начать штурм... Борьба шла за каждый дом. Особенно упорно гитлеровцы дрались в крупных зданиях, заводских и фабричных корпусах... 30 марта Гданьск был полностью освобожден. Остатки неприятельских войск бежали в заболоченное устье Вислы, где вскоре были взяты в плен. Над старинным польским городом взвился польский национальный флаг, который был водружен воинами – представителями Войска Польского”.

Из Восточной Пруссии путь армии лежал в Померанию. Немцы прекрасно понимали – советские солдаты имели полное право мстить. Слишком свежи были воспоминания о том, как обращались гитлеровцы с военнопленными и мирным населением. Да и в майские дни 1945-го живые примеры почти постоянно возникали перед глазами.

7 мая части 46-й дивизии 2-й ударной очистили от немцев остров Рюген. Наши солдаты обнаружили концлагерь, в котором томились соотечественники. В своей книге “От Невы до Эльбы” командир дивизии генерал С.Н.Борщев вспомнил о случае на острове:

“По дороге шли наши советские люди, освобожденные из концлагерей. Вдруг из толпы выбежала девушка, бросилась к нашему прославленному разведчику Тупкаленко и, обняв его закричала:

– Василь, браток ты мой!

И мужественный, отчаянный разведчик наш, Василий Яковлевич Тупкаленко (полный кавалер ордена Славы – авт.), на лице которого, как говорится, никогда ни один мускул не дрогнул, плакал...”.

Но победители, на удивление местному населению, не мстили. Наоборот – помогали, как могли. А когда навстречу 90-й стрелковой дивизии попалась колонна юношей в фашистских солдатских мундирах, комдив генерал Н.Г.Лященко просто махнул подросткам рукой:

– К маме идите, к маме!

Они, естественно, радостно разбежались по домам.

А закончилась Великая Отечественная для 2-й ударной участием в знаменитой Берлинской операции. И у наших солдат была своя “встреча на Эльбе” – со 2-й британской армией. Советские и английские бойцы отметили ее торжественно: футбольным матчем!

За четыре года войны войскам 2-й ударной армии двадцать четыре раза объявлялась благодарность Верховным Главнокомандующим, а небо над Москвой расцвечивалось победными залпами салютов. За героизм, мужество и отвагу 99 соединениям и частям были присвоены почетные наименования освобожденных и взятых городов. 101 соединение и часть прикрепили к своим знаменам ордена Советского Союза, а 29 соединений и частей стали гвардейскими. 103 воинам 2-й ударной присвоено звание Героев Советского Союза.

***

История каждому воздала по заслугам. Солдаты, офицеры и генералы 2-й ударной армии попали на героические страницы летописи Победы. А генерал Власов – на виселицу. Казнь состоялась в ночь на 1 августа 1946 года в Таганской тюрьме по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР. И на этом мы могли бы расстаться с предателем, если бы не некоторые обстоятельства.

В новое тысячелетие наша страна вступила без учебника по истории России. Что ж – ничего удивительного: слишком много кумиров в предшествующее десятилетие было свергнуто с пьедесталов, не все герои извлечены из небытия. А история любого государства складывается из поступков отдельных личностей.

Но когда ученые основательно взболтали колбу с историческим коктейлем двадцатого столетия, на поверхности оказались многие странные, а порой и страшные личности, которых, скорые на руку “независимо мыслящие” псевдолетописцы, тотчас принялись преподносить нам как непонятых народом героев. Этаких дон кихотов новейшей истории, нимало не озаботясь тем, что в отличие от господина Ламанчского, рыцари это не печального, а, скорее, кровавого образа.

В разряд таких “дон кихотов” включили и генерала Власова. Его защита строится, в основном, на двух позициях (все остальное – словесная шелуха): генерал – не предатель, а борец с режимом, который все равно рухнул и, Власов – советский аналог Штауффенберга.

Не замечать подобные высказывания – опасно. Нашу страну справедливо называют самой читающей в мире. Но к этому нужно добавить, что в большинстве своем народ российский привык верить печатному слову: раз написано – так оно и есть. Поэтому столь популярны у нас изложения и зачастую остаются незамеченными опровержения.

Не собираясь в данном повествовании заниматься опровержениями доводов сторонников Власова, предлагаю читателям рассмотреть лишь фактическую сторону дела.

Итак, Власов и Штауффенберг. Немецкий полковник никогда не боролся с прусским милитаризмом – основным противником Штауффенберга и его единомышленников была гитлеровская верхушка. Грамотный офицер генерального штаба не мог не понимать, что проповедуя идею превосходства одной нации “тысячелетнего рейха” не построить. Планировалось произвести замену ключевых фигур на менее одиозные, отказаться от наиболее неприемлимых нацистских принципов – и все. Мир – на определенном промежутке времени. Большего от воспитанника немецкой военной школы, изначально приученного к планированию войн и наступательных акций и ожидать было нельзя. Штауффенберг не считал себя изменником Германии, так как действовал, в конечном итоге, в ее интересах.

Присяга фюреру? Но не следует забывать: для потомственного аристократа графа Клауса Филиппа Марии Шенка фон Штауффенберга, сына обер-гофмейстера Вюртембергского короля и придворной дамы королевы, потомка великого Гнейзенау, Гитлер был плебеем и выскочкой.

Штауффенберг возглавил заговор военных, находясь на территории своей страны, прекрасно понимая неизбежность смерти в случае провала. Власов – просто-напросто струсил, когда опасность угрожала лично ему, сдался в плен. А на следующий день выкладывал генерал-полковнику Герхарду Линдеманну не планы по борьбе с коммунистическим режимом, а военные тайны, которыми владел как заместитель командующего Волховским фронтом.

В начале войны Штауффенберг активно проталкивал через генштаб свои идеи по созданию национальных добровольческих армий. Следовательно Власов, в конце концов возглавивший РОА, рассматривался не более, чем командир одного из подобных легионов.

Для немцев Власов личностью не был, в военных и политических планах ему никакой серьезной роли не отводилось. Гитлер не раз повторял: “Революция делается только теми людьми, которые находятся внутри государства, а не вне его”. А на совещании летом 1943 года сказал:

“...этот генерал Власов в наших тыловых районах мне совершенно не нужен... Он мне нужен только на передовой”.

Лидеров, на которых делают серьезную ставку в расчете на успешный исход войны, как известно, туда не посылают – опасно. В приказе же генерал-фельдмаршала Кейтеля от 17 апреля 1943-го говорилось:

“...в операциях чисто пропагандистского характера может потребоваться имя Власова, но не его личность”.

При этом в приказе Кейтель называет Власова “военнопленным русским генералом” – и не больше. Но это так его именовали на бумаге. В разговорной речи выбирали более резкие выражения, например: “Эта русская свинья Власов” (Гиммлер, на совещании у фюрера).

Наконец, значительную роль в “увековечении” памяти А.А,Власова сыграли, сами того не желая, советские историки, назвав “власовцами” всех бойцов РОА. На самом деле, они таковыми никогда не были.

“Русская освободительная армия” формировалась из предателей и военнопленных. Но солдаты сдавались и попадали в плен к врагу, а предатели шли на службу к немцам, а не к Власову. Его имя до войны широкой известностью в СССР не пользовалось, а после перехода к немцам о Власове знали только как о предателе. К нему не шли, как шли к Деникину или Колчаку, Петлюре или Махно – не та фигура.

Да и вел-то он себя не как лидер. Тот же Деникин по окончании гражданской войны отказался от английской пенсии, справедливо заметив, что русскому генералу платить деньги может только русское правительство. Власов – охотно харчевался на немецких кухнях, при аресте в сорок пятом у него обнаружили тридцать тысяч рейхсмарок, припрятанных “на черный день”. Жил с комфортом – даже обзавелся немецкой женой – вдовой офицера СС Адель Биллинберг (после войны она попытается получить пенсию за повешенного мужа, как генеральская вдова).

Один из командиров белогвардейских корпусов, генерал Слащев, во время гражданской не носил погон, считая, что добровольческая армия опозорила их грабежами и насилиями. Власов у немцев тоже погон не носил, но с удовольствием облачался в удобную шинель генерала вермахта. “На всякий случай” хранил книжку начальствующего состава РККА и... партбилет.

Хорошо, Власов был не лидер. Но, может быть, тогда борец за счастливую народную долю? Многие ссылаются на его так называемое “смоленское воззвание” к народу, прочие пропагандистские выступления. Но сам Власов впоследствии объяснял, что тексты воззваний составляли немцы, а он их только слегка редактировал. Бывший генерал сетовал:

“До 1944 года немцы все делали сами, а нас использовали лишь как выгодную для них вывеску”.

И правильно, кстати, поступали, потому что неотредактированный Власов русскими людьми вряд ли воспринимался бы как патриот.

Как уже упоминалось, весной 1943 года он совершил “турне” по частям группы армий “Север”. О том, какой “любовью к Родине” были проникнуты речи бывшего командарма, можно судить по случаю на банкете в Гатчине.

Уверовав в собственную значимость, разошедшийся Власов заверил немецкое командование: если ему сейчас дадут две ударные дивизии, он быстро возьмет Ленинград, так как жители измучены блокадой. И тогда он, Власов-победитель, устроит в городе роскошный банкет, на который заранее приглашает генералитет вермахта. Как вы уже знаете, возмущенный подобной наглостью Гитлер Власова с фронта отозвал и даже пригрозил смертной казнью.

В итоге фюреру все же пришлось пустить в дело РОА – на фронте не хватало “пушечного мяса” и в рейхе формировали части даже из подростков. Но никакого “освободительного” характера РОА уже не имела. Да и немецкое командование особых надежд на нее не возлагало. Тот же Типпельскирх после войны напишет, что “власовская армия” несмотря на ее большую численность, была мертворожденным плодом.

А как воспринимали ее советские части – наглядно свидетельствуют воспоминания ветерана 2-й ударной И.Левина:

“На участке нашей 2-й ударной армии я помню лишь один бой с власовцами. Где-то в Восточной Пруссии, под Кенигсбергом, наш танковый десант наткнулся на крупную немецкую часть, в состав которой входил батальон власовцев.

После ожесточенного боя враг был рассеян. По донесениям с передовой: взяли много пленных, немцев и власовцев. Но до штаба армии дошли только немцы. Ни одного человека со знаком РОА не довели. Можно высказать по этому поводу массу слов... Но что бы не сказали, никто не имеет права осудить наших не остывших от боя солдат-десантников, только что потерявших от рук предателей своих друзей...”.

Власовской армии в принципе не на что было рассчитывать. В тридцатых-сороковых годах двадцатого века в нашей стране для людей огромное значение имела сила личного примера. Отсюда – стахановское движение, ворошиловские стрелки. В годы войны бойцы сознательно повторяли подвиг Матросова, летчики – Талалихина, снайперы – достижения Смолячкова. И примером гражданского мужества для людей был подвиг Космодемьянской, а не деятельность Власова. Ему не могло найтись места в этом ряду.

В то время слово “эсэсовец” было самым худшим ругательством – куда там подчас незлобивому русскому мату. А Власов вел пропаганду при помощи обергруппенфюрера СС Геббельса, снаряжал и вооружал РОА под руководством рейхсфюрера СС Гиммлера, в спутницы жизни избрал эсэсовскую вдову. И, наконец, само служебное удостоверение командующего “Русской (!) освободительной армией” Власову подписал генерал СС (!) Крегер. Не слишком ли сильное влечение к охранным отрядам нацистской партии для “носителя высоких идей”, борца за “свободную Россию”?

В описываемый исторический период человек, имевший какое-либо отношение к СС, мог рассчитывать в лучшем случае на место в тюремной камере. Но не на политическом Олимпе. И такого мнения придерживались не только в СССР.

После войны предателей судили по всей Европе. Квислинга в Норвегии расстреляли, подписавший капитуляцию перед Германией бельгийский король Леопольд III вынужден был отречься от престола. Маршала Петэна во Франции осудили на смерть, потом замененную пожизненным заключением. По приговору народного трибунала как военного преступника в Румынии казнили Антонеску. Если подобная кара постигла предателей первой величины, то на что могли рассчитывать более мелкие сошки типа Власова? Только на пулю или петлю.

И представлять сегодня явного предателя в роли мученика и “страдальца за народ” – значит сознательно заниматься лжепатриотической пропагандой. Это – гораздо хуже, чем торговать с лотков гитлеровской “Майн кампф”. Потому что с давних пор повелось – страдальцев на Руси любят, жалеют. Но Власов – не юродивый калека. И эшафот вместо трибуны ему воздвигли по заслугам.

У России были и другие генералы. Во время Великой Отечественной войны один из вождей белогвардейского движения и непримиримый враг Советской власти генерал-лейтенант А.И.Деникин призывал белоэмигрантов бороться с немцами, чтобы поддержать Красную Армию. А советский генерал-лейтенант Д.М.Карбышев предпочел измене мученическую смерть в концлагере.

Как сложились судьбы других командующих? Генерал-лейтенант Николай Кузьмич Клыков (1888-1968) после выздоровления, с декабря 1942 года, был помощником командующего Волховским фронтом, участвовал в прорыве блокады Ленинграда. В июне 1943-го получил назначение на должность заместителя командующего Московским военным округом. В 1944-1945 годах командовал войсками Северо-Кавказского военного округа. Возглавивший 2-ю ударную армию перед операцией по прорыву блокадного кольца Валерий Захарович Романовский (1896-1967) впоследствии стал заместителем командующего войсками 4-го Украинского фронта, в 1945 -м получил звание генерал-полковника. После войны командовал войсками ряда военных округов, работал в военно-учебных заведениях.

Сменивший его на посту командарма в декабре 1943 года Герой Советского Союза генерал-лейтенант Иван Иванович Федюнинский (1900-1977) в 1946-47 и 1954-65 годах также командовал войсками округов. Ему вновь довелось послужить Родине на уже мирной немецкой земле: в 1951-54-м заместителем и первым заместителем главнокомандующего группы советских войск в Германии. С 1965 года генерал армии Федюнинский трудился в группе генеральных инспекторов министерства обороны СССР. В 1969 году ему, как участнику сражений в Монголии, ветерану знаменитого Халхин-Гола, было присвоено звание Героя Монгольской Народной Республики.

Противостоявший 2-й ударной во главе 18-й немецкой армии генерал-полковник Герхард Линдеманн (1884-1963) – тот самый, который хотел вывезти из Новгорода памятник “Тысячелетие России” – 1 марта 1944 года возглавил группу армий “Север”, но за военные неудачи в начале июля того же сорок четвертого был снят с должности. Командуя в конце войны немецкими войсками в Дании, 8 мая 1945-го сдался в плен англичанам.

Фельдмаршалы Вильгельм фон Лееб и Карл фон Кюхлер предстали перед судом Пятого американского военного трибунала в Нюрнберге как военные преступники. 28 октября 1948 года прозвучал приговор: фон Лееб (1876-1956) получил неожиданно мягкое наказание – три года тюрьмы. К фон Кюхлеру (1881-1969) отнеслись строже. Как ни врал, как ни изворачивался, как ни ссылался на только точное исполнение приказов “уважаемый” и “бесстрашный” фельдмаршал, трибунал оказался неумолим: двадцать лет тюремного заключения!

Правда, в феврале 1955-го Кюхлера освободили. С начала пятидесятых годов стали выпускать и амнистировать многих “солдат фюрера” – в 1954-м Федеративная Республика Германия вступила в НАТО и для формирования частей бундесвера требовались “опытные специалисты”.

Чего-чего, а “опыта” им было не занимать! Достаточно сказать, что вскоре после образования бундесвера его командующим назначили фашистского генерала Ферча, одного из руководителей артиллерийских обстрелов Ленинграда. В 1960 году председателем постоянного военного комитета НАТО стал генерал-майор вермахта, бывший начальник отдела генерального штаба сухопутных сил Адольф Хойзингер. Тот самый Хойзингер, который спокойно отдавал приказы о карательных экспедициях и расправах над гражданским населением оккупированных территорий Советского Союза.

Впрочем, сейчас настали другие времена. Но, согласитесь, исторические факты – вещь упрямая. И помнить их -свидетельства самой кровавой войны двадцатого столетия – необходимо!

***

Каждый год 9 мая Москва салютует Победителям. Живым и мертвым. О подвигах которых напоминают величественные памятники и скромные обелиски с красными звездами.

И в Мясном Бору стоит мемориал в память о подвиге воинов 2-й ударной армии, который не вычеркнуть из Истории!

2002-2003

P . S . ЕГО МЯСНОЙ БОР

Памяти Н.А. Шашкова

Бизнесмены бывают разные. Одни обожают светиться перед телекамерами, другие – поддерживать "громкие" проекты, освященные покровительством государственных мужей. Третьи занимаются благотворительностью, получая взамен лауреатские знаки различных премий – от литературных до заборостроительных (главное красивый диплом в офисе повесить).

Мой давний знакомый – генеральный директор горной компании "БУР" Леонид Иванович Куликов не принадлежал ни к одной из вышеперечисленных категорий. Но если возникала необходимость поддержать интересное и нужное начинание – помогал. Правда, убедившись предварительно, что деньги пойдут на благое дело, а не в карман инициатора.

Поэтому в кабинете Куликова часто можно было встретить писателей и поэтов, чиновников, генералов, ученых. И я абсолютно не удивился, когда несколько лет назад в один из жарких июньских дней застал у Леонида Ивановича высокого седовласого старика в форме вице-адмирала. Он что-то оживленно рассказывал, расхаживая вокруг стола. Над орденскими планками в такт движениям покачивалась звезда Героя Советского Союза.

– Шашков. Николай Александрович,– протянул руку адмирал.– Хорошо, что зашел. Мы как раз обсуждаем одну важную тему,– объяснил Леонид Иванович.– Ты, конечно, слышал про Вторую ударную армию?

– Любанская операция 1942-го?

– Вот видите!– воскликнул Шашков.– Он – знает. И не сказал мне, как этот идиот (прозвучала фамилия одного чиновника): власовская армия.

– Ну, Власов Власовым, а армия армией. В конце концов, она потом блокаду Ленинграда прорывала, в Восточно-Прусской операции участвовала.

Из-за Власова о ней мало писали, а вот слышать о героизме бойцов доводилось много. Все-таки долго работал городским репортером. С разными людьми встречался.

Знаю, например, что во Второй ударной воевал брат знаменитого артиста БДТ Владислава Стржельчика. Мама писателя Бориса Алмазова – Евгения Виссарионовна была в 1942-м старшей операционной сестрой полевого госпиталя армии. В Якутии – дай Бог ему долгих лет – живет уникальный человек – сержант Михаил Бондарев. Из Якутии был призван и всю войну в составе Второй ударной прошел! Редчайший случай она же трижды рождалась заново. А сын Эдуарда Багрицкого – военный корреспондент Всеволод – погиб во время Любанской операции.

– Так же как и мой отец – Александр Георгиевич. Он был начальником особого отдела армии,– перебил Шашков.

В тот день мы проговорили долго. О героях и предателях. Памяти и беспамятстве. О том, что открытый недавно мемориал погибшим бойцам в Мясном Бору надо обустраивать, а денег нет. Оставшиеся в живых ветераны – люди очень старые. Бизнесменам они неинтересны, вот они и не стремятся помочь.

– Поможем, поможем,– всякий раз успокаивал адмирала Куликов.

Говорили мы и о поисковиках, которые абсолютно бескорыстно занимаются святым делом – разыскивают и захоранивают останки бойцов. О чиновниках, дающих на все предложения по увековечению памяти павших неопределенные ответы.

-Крепко у них засело в голове: власовская армия, – горячился Шашков. – Когда еще был помощником министра обороны СССР много раз говорил начальнику Главпура (Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота – авт.) – надо подготовить и издать нормальную историю Второй ударной. А этот глухарь старый мне в ответ: посмотрим, да подождем. Дождались…

Послушайте. Я некоторые ваши исторические очерки читал. Может, вы за это возьметесь. Понимаете, надо коротко и ясно отразить весь боевой путь. Молодежь талмуд читать не станет. А эту страницу истории ей обязательно нужно знать.

Что же получается: про Власова, эту сволочь, предателя, пишут, фильмы снимают. А про армию, фактически, спасшую Ленинград – забыли!

С тех пор мы стали довольно часто встречаться.

В Николае Александровиче поражали прежде всего, неуемная энергия, целеустремленность. Он постоянно мотался между Питером и Москвой. Причем не в вагоне "СВ" – за рулем собственной "девятки". Пробивался в высокие кабинеты – уламывал, доказывал, подписывал необходимые бумаги. Казалось, кроме увековечения памяти бойцов Второй ударной ему ничего в этой жизни уже и не нужно. Именно во многом благодаря усилиям Шашкова в Мясном Бору на новгородчине и появился мемориал.

Многие задавались вопросом: для чего уважаемому и заслуженному человеку все эти хлопоты. В таком почтенном возрасте, с такими заслугами и, в скобках заметим, связями, можно спокойно почивать на лаврах. А иногда – украшать своей парадной адмиральской формой президиум какого-либо важного форума.

Но в том-то и дело, что не был Шашков "свадебным генералом". В полном смысле слова боевой командир(это его подлодка во время арабо-израильского конфликта 1968-го готова была выпустить ракеты по Земле Обетованной), он чувствовал личную ответственность за возвращение из небытия имен боевых товарищей своего отца. Тому с помощью ФСБ у мемориала памятную доску установил. Но сколько еще лежит в земле новгородской безымянных героев! И Шашков продолжал действовать.

В кабинете Куликова, ставшем нашей шта<

Источник: http://www.voskres.ru/army/publicist/kokosov.htm