Третий и единственно верный ответ был дан две тысячи лет назад и навсегда. «Кого люблю, того наказываю» и «Горе вам, богатые, ибо вы уже имеете награду свою» - обе эти заповеди неукоснительно соблюдаются в религии, государственности и культуре почти всех народов, не являющихся «этнографическим материалом» (Николай Данилевский) истории, а действительно делающих ее. Попытаемся обозначить некоторые основные вехи исторической динамики православно-русской цивилизации исходя из того, что цивилизация - это определенная духовно-антропологическая и социокультурная сущность, функционирующая в большом историческом времени.

В метафизическом центре цивилизации находится религиозное ядро, включающее в себя веру народа и его священный язык, на котором он говорит с Богом. В русской цивилизации это соответственно православная вера и славяно-русский язык. Вокруг указанного ядра располагаются цивилизационные оболочки - начиная с интеллектуально-нравственно-художественной (собственно культура). Далее следует государственно-политическая оболочка - область соединения священства и царства, духовной и светской власти. Наконец, внешнюю форму цивилизации образует ее хозяйственно-экономическая и технологическая жизнь, «тело власти», излучающее ее энергию на весь остальной космос. Как в геостратегическом пространстве, так и в геополитическом времени христианская цивилизация являет собой единство, в котором по неисповедимому Промыслу Божию борются друг с другом добро и зло. Образы, символы, знаки, стереотипы культуры - это духовно-смысловая иерархия («лествица»), одновременно сближающая и разделяющая между собой абсолютно Сущего и относительную человеческую сущность. Применительно к исторической динамике это означает, что некоторые оболочки цивилизации - в частности, культура - могут иногда значительно отдаляться от ее онтологического ядра или даже вовсе противоречить ему.

История России - русского народа, русской культуры - представляет собой упорную борьбу за сохранение православного ядра нашей цивилизации в условиях вызова со стороны чужих или даже враждебных Русскому миру сил. Каждый раз, когда Русь-Россия испытывала очередной (внешний или внутренний) удар этих сил, она находила в себе источник восстановления, причем источник этот неизменно пребывал в области священного религиозно-языкового ядра русской вселенной.

От татар до Смуты

Мы не будем здесь обсуждать все блага, принесенные на Русь татарами (см. об этом труды евразийцев - от Николая Трубецкого до Льва Гумилева), скажем только, что это было сильнейшее потрясение всех оболочек православно-русской вселенной, прежде всего государственной, экономической и военной. Целые области и города лежали в руинах. Князья были вынуждены ездить в Орду за разрешением на княжение, как это делал, например, святой Александр Невский, и некоторые из них погибали там мученической смертью, как святой Михаил Тверской. Единственное, чего татары фактически не тронули, была Православная церковь, и вот именно здесь, в центре сакрального ядра отечественной цивилизации, постепенно копилась та духовная мощь, которая вывела Русь в 1380 году на Куликово поле. Как известно, именно святой Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на битву и дал ему в поддержку двух воинов-иноков - Пересвета и Ослябю. После победы над Мамаем Русь начала неудержимо возрастать во всей своей полноте, так что к концу XVI века это было уже не Московское княжество, а могучее царство, Третий Рим. Это царство перешагнуло через Урал и присоединило к себе огромную Сибирь.

Снова исторический вызов брошен целостной структуре Русского мира - начиная с его внешних обводов и кончая государственностью и верой (польско-католические аспекты деятельности Лжедимитрия I и Лжедимитрия II). Марина Мнишек не случайно появилась тогда в Москве. Однако Промысел Божий проявляется в том, что всякий раз в эпоху больших испытаний на Русь посылается великий святой или выдающийся пастырь Церкви. Так случилось и тогда - в 1589 году был интронизирован первый московский патриарх Иов, а главная тяжесть борьбы со Смутой выпала на долю святого патриарха Гермогена - и потом уже поднялось ополчение Минина и Пожарского. Сила народа в его вере и единстве: если они наличествуют, любой вызов может быть преодолен.

Петровская революция начала XVIII столетия и петербургская Россия

Я намеренно употребляю слово «революция», а не «реформа», потому что это была именно тотальная цивилизационная революция и даже в определенном смысле война с собственной исторической и духовной традицией (как известно, после Петра население России уменьшилось почти на четверть). Парадокс дела Петра Великого заключался в том, что внешние оболочки русской цивилизации - техника, наука, военное дело и т.д. - при нем были радикально укреплены. Если бы это не было сделано, Россия потерпела бы национальное крушение уже в XVIII веке. Однако сознательно или бессознательно Петр противодействовал именно вертикальной развертке традиционной русской жизни. На уровне Церкви Петр отменил патриаршество, на уровне государственности - заменил соборную (народно-земскую) монархию европейским абсолютизмом, то есть фактически попытался провести нечто вроде протестантской реформации на почве живого православия. Наконец, на уровне культуры он стал родоначальником знаменитой русской интеллигенции, научившейся думать о своей стране сначала по-немецки, ко времени Пушкина - по-французски, к концу XIX века - по-английски, а нынче, кажется, по-американски. Ясно, что это вызвало активный народный протест - от костров старообрядцев до восстания Пугачева. Однако едва ли не самый выразительный образ глубинного раскола отечественной цивилизации в условиях петербургской модернизированной Руси предложил Пушкин в «Евгении Онегине»:

Она (Татьяна Ларина. - А.К.)

по-русски плохо знала,

Журналов наших не читала

И изъяснялася с трудом

На языке своем родном.

Это до чего нужно довести собственный народ, чтобы деревенская дворяночка не умела говорить по-русски!..

И все же русская духовная энергетика не умерла в результате деяний этого гиганта на бронзовом коне. Следует подчеркнуть, что ни Церковь, ни народ так до конца и не приняли петровской реформы. В церковном и народном духе император всероссийский продолжал оставаться священным - помазанным Богом - православным царем, хотел он того или нет. И дело тут не в том, что русские церковные иерархи в лице Петра помазали на византийское и русское служение западный абсолютизм (как думал, например, протопресвитер Александр Шмеман), а в том, что сама петербургская монархия не вышла целиком из потока православной духовной традиции. Речь идет не о настроениях и планах отдельных людей, а об объективном духовно-онтологическом статусе Русского государства. Подобно тому как московский царь оставался помазанником Божиим независимо от своей личной доброты или злобности, петербургский одетый в камзол или лосины император в православно-народном сознании оставался царем-батюшкой, земным отображением (и рабом) Небесного Царя. Конечно, часть народа заподозрила в Петре антихриста и затем ушла «в леса» и «на горы», чтобы не участвовать в его делах, но это разговор особый. Что касается большой истории России, магистральной линии ее вселенского христианского служения, то нет сомнения в том, что петровские преобразования - основание Петербурга, заимствование западных этикетов, мод и наук - лишь модернизировали Россию, но не убили Святую Русь. Корчившаяся под пером и кнутом петровских указов, побеждавшая вместе с ним под Полтавой и Гангутом, танцевавшая на ассамблеях и опивавшаяся на всешутейших соборах, Россия в глубине своей бессмертной души продолжала молиться Христу, знала, что Он все видит и за все спросит. Петровские реформы не достигли ядра русского духа, не произвели цивилизационного слома, хотя поломали и покорежили почти все его внешние слои. Уж как суров Иван Солоневич в оценке петербургской монархии, а и тот усматривает начало восстановления в ней священного царства («православную реакцию») уже в деятельности императора Павла Петровича. Можно сказать, что, начав свое историческое движение с петровской дыбы («Россию вздернул на дыбы»), петербургская монархия и культура дали в своем завершении мученическую фигуру царя Николая Александровича и всей его августейшей семьи, кровью своей запечатлевших подвиг последних русских самодержцев.

Небесное ядро православно-русской цивилизации и на этот раз спасло земную Россию от распада, послав ей в конце XVIII - начале XIX века святого Серафима Саровского и других выдающихся подвижников, засвидетельствовавших верность Святой Руси своему божественному призванию. На уровне государственности к власти пришел император-искупитель Александр Благословенный (возможно, будущий старец Федор Кузьмич), под водительством которого была одержана победа в Отечественной войне 1812 года против коронованной Французской революции в лице Бонапарта (вторичность оболочек цивилизации иллюстрируется тем, что известный совет в Филях под руководством Кутузова проходил на французском языке). Наконец, в области светской модернизированной культуры неопровержимым (и до сих пор непревзойденным) знаком возврата к классической ценностной вертикали стало творчество Александра Пушкина, показавшего - в отличие от его современников Гете и Байрона, - что гений и свобода не обязательно на стороне демона, что они могут быть и на стороне Бога.

Роковой 1917 год

Наша христианская история не кончилась с Петром. Забегая вперед, скажу, что не кончилась она и с Лениным. Петербург в качестве имперской столицы пронес драгоценную чашу православной веры. И еще неизвестно, кому в этом пришлось труднее - Москве ли с ее открытым исповеданием вселенского призвания (Новый Иерусалим - Третий Рим) или Петербургу с его тайным христианством и откровенным неоязычеством протестантского и масонского типа. Во всяком случае, именно так следует понимать «азиатский соблазн» Москвы и «европейский соблазн» Петербурга. Каждый из этих центров Святой Руси испил свою чашу до дна, и наша задача состоит не в том, чтобы судить и отлучать, а в том, чтобы по возможности выявить идею, замысел этих столиц для России.

Петербургу суждено было выявить Русь Западу. Более того, ему предназначено было впустить католическо-протестантско-масонский Запад в себя. Если Москва победила Восток на Куликовом поле и державно оформила русское православное царство, то Петербургу пришлось сразиться с иным противником - Европой, которой в отличие от татар нужна была прежде всего православная душа. Феофан Прокопович после смерти Петра почти открыто изводил православную веру в «этой стране», и последующее немецкое засилье лишь обнаружило временный успех его планов в лице бироновщины и т.п. На протяжении всей истории Петербурга Русь точно была обречена воспроизводить себя в иноземных культурно-исторических формах: «работа Господня» шла во дворцах барокко и ампира, на страницах романов и поэм, в трактатах по философии и политике... От Чаадаева до Леонтьева, от Пушкина до Соловьева Русь только и делала, что восстанавливала себя после очередного - военного или умственного, поэтического или мистического - соприкосновения с романо-германским миром. В петербургской России накопилось большое напряжение между содержанием и формой, между тем, «что» и «как» делалось в стране. Санкт-Петербург вел свой трагический империализм к революционной развязке, в которой уже очевидно для всех проступили эсхатологические черты. Двойственность петербургской души имела не только отрицательные последствия - она имела значение двигателя истории. Так проступают перед нами пути, приведшие к революции 1917 года, в религиозном, культурно-политическом и собственно человеческом измерениях.

Первая революция этого года произошла в феврале-марте. Острие Февральской революции было нацелено прямо в центр русской цивилизации - в ее духовное ядро. Явление 2/15 марта - в день отречения последнего православного государя - Державной иконы Божией Матери под Москвой было, конечно, не случайным совпадением. Восставшие против законного царя думские политики-либералы и прочие «фармацевты», как обозвал их Александр Блок, задумали перевернуть Святую Русь, превратив ее в буржуазную республику англо-французского типа. То есть взять реванш за поражение 1905 года. Кстати, революцию 1905 года, так озаботившую авторов «Вех», не дал довести до конца простой русский народ, благословленный на это святым Иоанном Кронштадтским. В то же время «прогрессивное общество» рукоплескало террористам, посылало поздравления с победой в войне японскому императору, а думский лидер тогдашних либералов, англоман Павел Милюков, до конца эмигрантской жизни гордился тем, что своей речью в Думе в ноябре 1916 года («Глупость или измена?») подал воюющей стране «революционный сигнал». Между прочим, до победы над Германией в Первой мировой войне оставалось несколько месяцев. И до Москвы и Волги немцы тогда не дошли, война шла в Австрии и Польше.

В сухом остатке активности февралистов-масонов - крушение русского самодержавия («Кругом измена и трусость, и обман», - записал в своем дневнике отрекшийся от престола император) и последующий распад огромной Российской империи на кровоточившие куски. Власти либералов с красными бантами хватило тогда едва на 9 месяцев, армия дезертировала, генерал Корнилов пошел войной на Петроград, началась всеобщая смута. Власть валялась в пыли, и нужен был кто-то решительный, чтобы эту власть взять.

Решительные нашлись среди большевиков во главе с Лениным. Разумеется, с юридической точки зрения Октябрь 1917 года был типичным верхушечным переворотом, однако за последующие несколько лет красные победили белых и интервентов (заметим, что командовали белыми армиями вовсе не монархисты, а генералы-февралисты, и воевали они не за царя, а за Учредительное собрание) и собрали разделившуюся Россию почти в границах империи. Однако подлинным создателем СССР был, конечно, Сталин, построивший за три пятилетки фактически новую сверхдержаву, взявшую в 1945 году Берлин, создавшую первую водородную бомбу и первой вышедшую в космос. И патриаршество в Русской церкви после интернационал-коммунистического погрома было восстановлено именно при нем. Причем у него не было колоний и волшебных источников нефти, все приходилось делать на энтузиазме, страхе и рабском труде. Да, это было страшно, и не дай Бог нам увидеть что-то вроде раскулачивания, ГУЛАГа и «воронков» по ночам, но если бы этого не произошло, сейчас уже не было бы не только русского народа, но и многих других примкнувших к нему лет 200 назад племен. И Бердяев недаром написал книгу «Истоки и смысл русского коммунизма» к 20-летию советской власти. Да, большевики спасли страну после либерально-революционного крушения, против которого оказались бессильны призывы мудрых «веховцев», ценой миллионов жизней. Стоило ли спасение России такой цены? Тут каждый выбирает свое. Когда-то один из поэтов-«фармацевтов» (кажется, некий Джек Алтаузен) написал по поводу памятника гражданину Минину и князю Пожарскому на Красной площади: «Подумаешь, они спасли Россию! А может, лучше было не спасать?» Можно тут вспомнить и о слезинке ребенка...

Существует мнение, что христианская история Руси кончилась в 1917 году, а русского народа больше нет. Не думаю, что это так. Один из ключевых авторов сборника «Вехи», Семен Франк, писал, что «русский дух насквозь религиозен. Он не знает, собственно, других ценностей, кроме религиозных». Почему же рухнуло самодержавие? Если ответить односложно - потому что не смогло оградить народ от власти капитала. По афоризму Бердяева, Третий Рим стал Третьим Интернационалом. «Веховцы» проследили тайну превращения социал-модернистской марксистской доктрины (правда, с сильным ветхозаветным элементом) в русскую - православную по истокам - мечту о мировом спасении. Сила (и одновременно соблазн) русского коммунизма заключалась в том, что он не бедных предлагал сделать богатыми, а наоборот, богатых опалить пламенем мирового пожара. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем, мировой пожар в крови. Господи, благослови!» Соответственно своей истории и своему духовному строю Россия испытала, осуществила то, что на Западе в лучшем случае было предметом умозрительных построений. Можно сказать, что Россия собственной кровью спасла человечество от апостасии. В русской культуре произошло парадоксальное сращение базовых религиозно-исторических ценностей - и прежде всего идеи царственного, праведного бытия - с пришедшими с Запада претензиями на прагматическое использование этого бытия вплоть до его радикальной переделки. И в Октябре 1917 года большевики захватили только политическую власть - а духовную власть почти одновременно после двухсотлетнего перерыва принял на себя избранный на Поместном соборе патриарх Тихон. И столицу через некоторое время перенесли из западнического Петербурга в русскую Москву.

Искушения новой России

В 1991 году либерал-глобалисты (в прошлом - коммунисты) под демократическими лозунгами снова пришли к власти в Москве. Это была новейшая (уже третья за XX век) либеральная революция, осуществленная большевистскими методами. Партноменклатура конвертировала власть статусно-государственную в экономическую. По глупости или по корысти очередные либерал-революционеры полагали, что все решит невидимая рука рынка, - и получили в результате страну в границах XVII века, где конфликтовали все со всеми и где только ленивый не проектировал дальнейшего распада страны на «Уральскую республику», «Дальневосточную республику» и пр. Академик Сахаров, к примеру, предлагал таких осколков несколько десятков - тоже либерал был...

Владимир Путин и его команда предотвратили в начале XXI века дальнейший распад России, сохранив основы российской государственности (символизируемые царским гербом, советским гимном и демократическим флагом) и покончив с диктатом экономического тоталитаризма. «Семибанкирщине» дали понять, что она не все может. При внешнем антидемократизме путинские действия соответствовали народной воле, и народ поддержал их - сравните результаты думских и президентских выборов 2003-2008 годов. Я уже не говорю о полном провале либерально-западнических партий, списать который на пресловутый административный ресурс при всем желании не удается. Если бы Медведеву и Путину удалось построить соответствующую мировому значению России национальную (а не компрадорскую) экономику - и прежде всего начать продавать русскую нефть и газ за русские рубли, покончив тем самым с политической монополией доллара, - православно-русская цивилизация была бы материально обеспечена, во всяком случае на обозримое будущее.

Конечно, существуют замечательные либеральные призывы о свободе, ответственности и справедливости как главных ценностях либерализма. Либерализм предлагает человеку: «Делай что хочешь, ты сам себе хозяин! Но при этом ты сам отвечаешь за себя, твой дом - твоя крепость, все остальное - Бог, государство, родина - суть только части тебя». В наше время этот «свободный собственник» целиком стал рабом рынка и телевидения, которое кормит его чернухой-порнухой, а улицы его города оказываются во власти многообразных «меньшинств». На языке культурологии это называется Постмодерном, непреложно свидетельствующим о завершении фаустовского (модернистского, ренессансно-просветительско-романтического) этапа европейской истории и переходе ее в предсмертную гедонистически-игровую потребительскую фазу.

Сегодня в странах, пораженных вирусом Постмодерна, уже нет религии, философии, искусства, науки в собственном смысле слова. Есть более или менее похожая подделка под них. Недавно президент США Барак Обама разрешил работу со стволовыми клетками эмбрионов (фактическое их убийство), а в Англии испытали первый образец машины для чтения мыслей - увлекательная перспектива, не правда ли? Во многих странах узаконен гомосексуализм, лет через 10 узаконят зоофилию, потом педофилию, потом некрофилию и кончат людоедством - это еще Достоевский предсказал. Несколько месяцев назад в Петербурге два молодых «гота» убили и съели девушку-«эмо». Люди, больные Постмодерном, противны самим себе.

Конечно, такой человек и цивилизация таких людей долго не протянут. Тем более что накоплены горы оружия, а даже незаряженное ружье один раз стреляет. Лет через 15-20 ядерная бомба может стать достоянием многих - даже небольших - стран, не говоря уже о мощных сетевых организациях, превосходящих иные государства и по территории, и по бюджету. На горизонте видны признаки кибервойн, испытываемых сейчас в играх разного рода геймеров и хакеров. Человечество всегда воевало, и нет никаких оснований думать, что оно перестанет это делать в третьем тысячелетии.

Опасность Постмодерна в том, что он, по сути, есть практика постжизни, или, попросту говоря, смерти. Да и что еще делать Нарциссу, пережившему самого себя? Конец истории вопреки Фрэнсису Фукуяме может наступить не от всеобщего либерального умиротворения, а от войны всех против всех, предсказанной в Апокалипсисе. Постмодерн не дает этой войне реальной альтернативы, он только до времени маскирует и одновременно разжигает ее. Подкладывает щепки во все мировые костры. Существует, правда, проект так называемого мирового правительства, но он предполагает электронный концлагерь и новейшую помесь феодализма с рабовладением. А это не лучший выход. Настоящая защита от Постмодерна - а значит, и от преждевременного саморазрушения человеческого мира - это вера в абсолютную реальность и ценность жизни, даруемой Богом. И продолжается она до тех пор, пока мы Его радуем.

Впереди трудные времена - может быть, самые трудные для человечества и для России. И новоизбранный патриарх Кирилл не случайно сказал в своей интронизационной речи о цивилизации Святой Руси. Если ее ядро не устоит, то это будет означать конец человека как духовного существа. И никакие экзотические практики Востока тогда не помогут.