Митрополит Иоанн (Пелуши) родился 1 января 1956 года. Окончил православную духовную семинарию в честь Святого Креста, что недалеко от Бостона (США). Позднее вернулся на родину, где был рукоположен в священный сан и несколько лет был ректором семинарии в Дурресе. В 1998 году возведен в епископское достоинство. Перевел на албанский язык святоотеческие и богословские труды, в том числе «О Святом Духе» святого Василия Великого, четырехтомник «Православная вера» протопресвитера Фомы Хопко, творения преподобного Силуана Афонского и другие. Предлагаемая ниже беседа с митрополитом Иоанном опубликована в книге Джима Фореста «Воскресение Церкви в Албании».

***

– Владыка, как вы получили возможность учиться в США?

– Я попал туда благодаря стипендии, назначенной албанцам в Америке в память о епископе Фане Ноли ^[1]. Когда, будучи там, я услышал, что архиепископ Анастасий ^[2] прибыл в Албанию, то поспешил связаться с ним. Он был очень доброжелателен, настойчиво предлагал мне вернуться в Албанию, чтобы встретиться с ним. Его личность и преданность делу Албанской Церкви произвели на меня большое впечатление.

Окончив в 1993 году семинарию в честь Святого Креста со степенью магистра богословия, я вернулся в Албанию, и архиепископ назначил меня преподавателем семинарии^[3], также я исполнял и некоторые другие обязанности в Церкви. Он рукоположил меня в диаконы 27 февраля 1994 года, а потом в священники 4 декабря того же года. В 1995 году я получил стипендию от него и снова поехал в Соединенные Штаты продолжать обучение. Когда я вернулся в 1996 году, то был назначен ректором семинарии, а также возведен 19 ноября этого же года в сан архимандрита. 18 июля 1998 года я был избран митрополитом Корчинским и через два дня сподобился епископской хиротонии.

– Монастырский комплекс, в котором находится сейчас семинария, впечатляет.

– Если бы вы видели это место десять лет назад, у вас и мысли бы не возникло, что вскоре здесь будут церковь, монастырь и семинария. Это в свое время был важный монастырь, место паломничества, но в 1967 году он был разрушен до основания. Сохранился только фрагмент одного здания – часть двух стен без крыши – и несколько деревьев. Вы бы даже не смогли угадать формы бывшей церкви! Но люди тайно ночью продолжали подниматься на гору, чтобы помолиться. Это место считалось священным. Все, что вы видите здесь теперь, было построено благодаря продолжительным стараниям архиепископа.

Моя жизнь в чем-то напоминает этот холм. Я обратился к христианству в 1975 году, в последний год моего пребывания школе, после того, как мой друг – тайный православный христианин – дал почитать мне экземпляр Нового Завета на французском языке. Он сказал, что поможет мне учить французский, но на самом деле он был миссионером.

К вере я шел отчасти через чтение. В главной библиотеке Тираны было много религиозных книг. К счастью, я был знаком с библиотекарем и мог тайно брать книги православных, католических, мусульманских и еврейских авторов – для меня это не имело значения. Тот, кто верил в Бога, был мне помощником в какой-то степени, в то время как для государства верующий был врагом. Государство находилось в состоянии войны с Богом – ничуть не меньше.

Следующим моим шагом стала принадлежность к небольшой подпольной церковной группе. А ведь это было в какое время! Не только вы, но и вся ваша семья могла дорого заплатить, если бы вас нашли молящимся с кем-то еще. Но вместе с тем это была такая огромная радость! Наконец настал день, когда отец Косма меня крестил. До этого меня звали Фатмиром (что означает «счастье»). В крещении я получил имя Иоанн – в честь Иоанна Богослова.

Это удивительно, но когда отца Косму сделали епископом, я – значительно моложе, его духовное дитя, один из тех, кого он крестил, – был одним из рукополагавших его епископов! Он крестил меня в 1979 году – в то время албанских священников за такое казнили. Все происходило в подвале его дома. Его сын стоял на страже, наблюдая. Теперь он священник, отец Илия.

Наша небольшая группа обычно собиралась в доме сестер Цико в Корче, но литургии и причастие у нас бывали редко. Кто-то принимал святое причастие раз в год, а кто-то – четыре или пять раз в год. Однажды нам удалось выбраться в деревню отца Космы, где мы отслужили литургию ночью.

Нам приходилось быть очень осторожными. Хотя антирелигиозные репрессии начались в 1967 году, самым худшим временем для верующих был период с 1974 по 1981 год. Атеистическая кампания усилилась в 1974 году после того, как была «разоблачена» некая тайная организация – эти якобы «враги государства» дали правительству возможность развернуть террор.

После окончания школы я получил работу по организации трудовой терапии в психиатрической клинике – очень хорошее прикрытие для меня! Что может быть лучше для последователей Христа, чем уход за больными? На самом деле «душевнобольные» не всегда действительно были сумасшедшими: члены семьи часто объявляли человека безумным, чтобы не допустить его ареста и суда.

Я знаю многих людей, попавших в тюрьму. Мой отец сидел в тюрьме в 1944 году как «враг государства». Много раз они чуть не арестовывали меня. Однажды тайная полиция намеревалась совершить набег на мою работу: кто-то сказал им, что у меня есть Библия, но директор клиники смог остановить их. Он сочувствовал мне, а его двоюродный брат был главой тайной полиции, потому он и смог защитить меня.

В нашей стране так много людей подверглись в свое время преследованию, так что теперь мы должны попытаться не допустить того, чтобы они сами стали преследователями. Именно поэтому так важно научиться прощать для нашей страны. В Каноне Лека – средневековом тексте, памятнике нашей культуры – сказано: «Когда вы прощаете, вы совершаете акт мужества». И я с большой радостью хочу сообщить, что в прошлом году комитет на севере страны, в который входят католические, православные и мусульманские представители, смог заручиться согласием 800 семей на примирение. Это стало большим событием в Леже.

Было важно, чтобы три основные религиозные общины приняли участие в этих действиях. Религии в Албании должны сосуществовать мирно. Мы не часто встречаемся, но, по крайней мере, по праздникам контактируем друг с другом. Если вы кого-то знаете, то с ним уже трудно воевать! Наша маленькая страна и так уже достаточно разделена, нам не нужно еще большего дробления.

Я сам из семьи, исповедующей бекташи – ответвление шиитского ислама; это та форма ислама, которая относительно близка христианству. У бекташи есть своего рода крещение, своего рода причастие, даже три степени духовенства, как и у нас. Они почитают святых. Они имеют иконы. Они пьют вино. Очевидно, что корни бекташи уходят в христианство. Однако есть и много гностических элементов, включая веру в реинкарнацию. Менее двух столетий тому назад, после нескольких веков Православия, мой регион стал исповедовать бекташи, потому что таким образом они хотели избежать обложения налогом, который вынуждены были платить христиане Османской империи, но они сохранили много христианских элементов, из-за чего считаются сомнительными мусульманами с точки зрения других последователей ислама. Сегодня многие из них возвращаются к Православной Церкви.

Люди часто говорят, что они принадлежат к той или иной религии, основываясь только на своем имени. Если у вас такое имя, вы мусульманин, другое – христианин. Но на самом деле вы можете не быть ни тем, ни другим. Есть много атеистов с христианскими именами и так же много с мусульманскими! Есть люди с именами, которые невозможно отнести ни к одной религии – особенно много таких возрасте от 40 до 60 лет. Потерянное поколение. Им очень тяжело. У них ничего нет.

Церковь концентрирует свои усилия в основном на молодежи, и ведь может случиться так, что как раз молодые спасут своих родителей и даже бабушек и дедушек. Я знаю необычную историю дедушки, который стал православным, потому что его внук сказал, что жаль, что он не молится и не крестится перед едой. «Они не позволяют мне есть, пока я не перекрещусь!» – говорил мне дед. В конце концов он решил не только совершать крестное знамение, но и креститься!

– А как удалось построить внушительную и очень красивую церковь на главной площади города Корча?

– Эта церковь была построена в то время, когда я преподавал в семинарии. Благодаря инициативе архиепископа Анастасия мы наконец получили землю в центре города, но это было нелегко. Мы заранее присмотрели другой участок земли, не так хорошо расположенный, но правительство отняло его у нас в результате некоторых разногласий. После многих молитв и усилий мы получили участок, лучший из возможных в городе, – в самом центре, рядом с городской ратушей. Для нас это было чудом. Мы не могли и мечтать о более подходящем месте для нашего храма.

У нас большие планы. В епархии сейчас действуют 200 храмов – это очень большая административная нагрузка. С другой стороны, до 1967 года было 400 церквей. Быть епископом нелегко. Ты должен принимать множество решений, поэтому нуждаешься во многих молитвах. Слава Богу, находятся еще такие сумасшедшие, что готовы стать епископами! Но епископ не должен жить, как князь. Мы больше не в Византийской империи. Мы должны быть ближе к людям. Епископ – это руководитель, а не правитель.

– Владыка, а не было у вас соблазна остаться в США после завершения обучения? Ведь большая албанская община там, безусловно, нашла бы вам приход.

– Мне предлагали, и не один раз. Некоторые члены моей семьи переехали в США, но я решил вернуться в Албанию. Это моя страна. Это Церковь, которая действительно нуждается во мне. Здесь я могу изменить что-то к лучшему. Да, это трудно, но где легко? Я был крещен здесь, здесь же было мое первое причастие. Многие мои хорошие друзья оттуда посчитали меня сумасшедшим, услышав, что я возвращаюсь, и здесь есть люди, думающие так же, – некоторые даже предполагают, что я агент ЦРУ или что я получаю очень много денег, будучи епископом. Иначе зачем бы я вернулся? Они не могут понять никакого другого объяснения, кроме финансовой выгоды.

Что мы можем предложить миру как православные христиане? Не деньги, но дух жертвенности. Мы должны научить людей ответственности, которая приходит вместе со свободой.

В последней проповеди я постарался объяснить, что заповеди Господа не противоречат свободе: я сравнил их с ограждениями на горных дорогах, которые помогают предотвратить падение автомобилей со скал. Сейчас мы находимся в процессе понимания, что свобода – это не массовый разгул. Свобода – это не просто возможность действовать как угодно, не думая о последствиях, не беспокоясь о других. Это не жизнь без любви. Блудный сын думал, что он стал свободным, а в конечном итоге превратился в раба. Без изменения и аскетизма свобода невозможна.

Культуре свободы мы предпочитаем культуру привычки. Люди все больше и больше впадают в зависимость. Все постепенно приходит к однообразию. Здесь, в Албании, это было сделано с помощью силы, в то время как на Западе к этому пришли добровольно. Теперь мы следуем по западному пути, думая, что достигнем свободы с помощью денег.

Страх перед другими – это великий грех. В состоянии страха кажется, что все представляет собой угрозу. Есть много признаков страха и среди христиан. Истинный смысл слова Евангелие – «добрая весть», но есть такие, кого больше привлекают плохие вести в Евангелии. Вы можете найти в религиозных кругах тех, кто проявляет более интереса к антихристу, чем к Христу, или к числу 666, чем к Святой Троице. Ориентирование на плохие новости порождается и поддерживается именно страхом. Там, где процветают подобные умонастроения, христианский вклад в жизнь общества весьма скуден. Где же доминируют вера, надежда и любовь, происходят изменения к лучшему. Вера меняет жизнь. Если жизнь не меняется, значит, в ней явно не хватает веры. Святой Иоанн Златоуст, проповедуя в Антиохии, сказал 400 слушающим его: «Если бы вы все были христианами, на земле не осталось бы ни одного язычника». Хотите понять, почему христианство так быстро распространялось в первые века? Потому что христиане были христианами.

К сожалению, в наше время потеряно представление о святом. Язычники, по крайней мере, чтили святое. У них было чувство священного. А мы потеряли это качество. И в этом наша беда, поскольку сегодня более чем когда-либо мир нуждается в свете Христа, подлинном свете.

– Как Церковь в Албании ведет свою проповедь?

– Мы используем разные методы. Если у вас есть какое-то предложение, мы попытаемся на него ответить. Вот почему Церковь делает так много вещей, которые ценны и полезны сами по себе, но не имеют, казалось бы, прямого отношения к жизни Церкви. Например, мы собираемся открыть курсы английского языка для молодежи района Преспы. В основные задачи Церкви не входит изучение иностранных языков, но это еще один способ вступить в контакт с молодыми людьми, которым нечего делать, некуда идти и которые даже и не думают о том, чтобы открыть дверь в храм. Конечно, иногда это раздражает людей в правительстве. Они удивляются: что Церковь делает в школе? Они уверены в том, что мы должны стоять у алтаря и только.

Нельзя сказать, что мы манипулируем людьми через тот или иной проект. То, что мы пытаемся сделать, – это предложение молодым людям определенных возможностей и путей. Наша задача – оберегать их свободу, чтобы они сами смогли выбрать свой собственный путь. В целом же они хотят, чтобы им сказали, что делать. Это страх перед свободой. Но им кажется, что свободны они, а Церковь эту свободу пытается отнять.

– Я вижу, владыка, у вас на книжной полке издания ранних патериков с историями про отцов-пустынников. Что для вас значат эти книги, эти люди?

– Для меня эти люди пустыни – источник постоянного вдохновения. Вот, например, рассказ о старце и его молодом ученике, которые отправились в Александрию, чтобы проповедовать. Они прогуливались по торговым местам. Наконец старший сказал младшему: «Пора возвращаться в наши кельи». Ученик удивился: «Разве мы не будем проповедовать?» И старец ответил: «Но мы проповедовали весь день – тем, как мы ходили, как говорили, как ели. Что еще мы можем сказать?»

Или рассказ о богослове, который отправился к святому Антонию Великому. Он спросил его о смысле одного текста. Антоний сказал: «А каково ваше мнение?» Богослов дал очень подробный ответ. Тогда Антоний спросил одного монаха: «Авва Иосиф, каково ваше мнение?» Тот ответил: «Я не знаю». На это Антоний сказал: «Блажен ты, авва Иосиф, ибо ты понял, потому что сказал, что не знаешь».

Слова «я не знаю» прекрасны! Вот почему в Православной Церкви любое таинство мы называем греческим словом «тайна». Мы делаем это, потому что возникает опасность установки границ Богу. Это академическая опасность: осмелиться – представить – знать. В действительности, чем больше вы знаете, тем больше вы не знаете.

Вы не можете узнать другого человека посредством научного исследования. Вы можете его узнать лишь с помощью любви. Только любовь может обнаружить что-то уникальное. Если вы не любите, вы не сможете открыть для себя человека. Любовь – это состояние бытия. Любовь – это таинство бытия. Как только вы попробуете объяснить что-либо, любовь уйдет.

Насущная проблема нашего времени – культ индивидуализма. Церковь существует не для того, чтобы создавать индивидуальности, она существует, чтобы создавать людей. Индивидуалист – это человек в состоянии разделения, разобщенности. Каждый человек уникален, однако он в то же время может существовать в отношениях с другими людьми. Вы не можете отделить его от целого. Человек – неповторимое существо: его бытие включает других – он не может жить без себе подобных. Без общения нет существования.

– Скажите, владыка, тяжело далось решение выбрать монашеский путь?

– Я не рассматривал монашество как некий выбор. Это был мой долг. Нет, не быть лучше других! Просто никакая другая жизнь так не подошла бы для меня. Я никогда не воодушевлял молодых людей на принятие обета безбрачия. Это можно сделать лишь когда вы понимаете, что у вас нет другого выбора. Обет безбрачия возможен, только если вы ведете аскетический образ жизни. Вот почему у нас нет телевизора в доме. Даже если у вас достаточно силы духа, то все равно лучше не подвергать себя лишнему соблазну. Когда аскетической дисциплины не хватает, возникает проблема крайнего одиночества от страданий из-за обета безбрачия. Если вы полны любви к Святому Духу, вам не нужны другие виды любви.

Я расскажу историю о монахах, которые, к сожалению, были ужасными певцами.

Они пели, словно хор ворон. И как-то раз их посетил одаренный певец. Монахи были столь впечатлены его прекрасным голосом, что не позволяли ему покидать их. Они решили, что он будет петь на службах, чтобы небо больше не страдало от их кошмарного пения. Шло время. Каждая служба была прекрасно спета профессиональным певцом. Но однажды ночью ангел явился во сне одному из монахов и спросил, почему не слышно молитв в храме. Что случилось? Монах сказал, что ангел ошибается: «У нас теперь есть прекрасный певец, возносящий молитвы намного лучше, чем это можем мы!» «Однако, – произнес ангел, – на небесах мы ничего не слышим». Монах рассказал братиям о своем видении. Тогда они возобновили пение.

Вот я как раз такой монах с ужасным голосом; единственное мое отличие состоит в том, что голос у меня есть, и поэтому я должен по возможности использовать его.

Одной из проблем священников в современном мире является тенденция к неправильному толкованию священнического призвания.

Мы должны заботиться о том, чтобы быть ближе к людям; и мы должны пытаться стать такими, какими они хотели бы нас видеть. Священнику приходится быть заметным, хотя осторожность не препятствует присутствию Христа.

– А какие люди и события больше всего повлияли на вашу жизнь?

– Мою жизнь можно разделить на два периода: первый – когда религия была запрещена и второй – когда Церковь вновь обрела свободу. В первом периоде одним из самых важных людей для меня был человек по имени Петро Цай. Я познакомился с ним благодаря Промыслу Божию. Он был переводчиком, но, кроме того, еще и весьма эрудированным человеком с большим опытом в духовной жизни. Мне было около 18 лет, когда друг познакомил нас. Петро был на 25 лет старше меня. Несмотря на разницу в возрасте и опыте, мы о многом очень серьезно говорили. Беседы с ним открыли для меня много нового в самом себе.

В школьные годы я прошел через очень глубокий духовный кризис. Я погрузился в своего рода меланхолию – депрессию – чувство, на которое я потратил свое детство. Я читал книги по психологии и философии, которые на самом деле убивали детство. Что в итоге сохранило его – это Евангелие. Читая Евангелие, я опять ощутил детское счастье. Я переродился. Спасибо Евангелию за спасение моего детства. Спасибо ему за доставленную мне настоящую радость. Вы можете быть экспертом в любой области, но это не будет иметь никакого значения, если вы потеряете радость. Евангелие действует на меня все так же, когда бы я его ни читал. Даже воспоминание о нем меня трогает. В детстве я всегда любил приключенческие книги – Евангелие стало восполнением этой любви. Это была наиболее полная книга приключений. Возможно, когда-нибудь я найду время, чтобы написать о богословии приключенческие рассказы и сказки.

Во втором периоде человеком, больше всего повлиявшим на меня, стал архиепископ Анастасий. Так случилось, что и он, и Петро Цай родились в одном и том же году. Часто бывает недостаточно иметь четкое представление о чем-то и самоотверженность. Нам также необходимы образцы, чтобы видеть, как наши идеалы воплотились. Архиепископ был таким образцом для меня. С его помощью я смог увидеть конкретные примеры того, как объединить нашу преданность Богу и человеку.

– На Церкви лежит большая ответственность за бедных, бездомных и больных.

– Нет ни одного христианского общества, где не служили бы любви. Если мы не реагируем на страдания людей, значит, мы отвернулись от Христа. На небесах меня не похвалят, если я напишу прекрасную книгу по теологии. Меня спросят: «А как же та бедная старая женщина, которую вы проигнорировали?»

Именно поэтому мы открыли, например, бесплатный ресторан «Служба любви». Это буквально через улицу от нас – вы можете увидеть его в окно. Он открыт два раза в неделю с 1995 года по инициативе архиепископа. Недавно мы расширили меню до пяти блюд в неделю. Обычно в обед у нас бывает от 40 до 80 человек. Все это готовится добровольцами, молодыми и пожилыми, по четыре-пять в каждой группе. Еще мы хотим устроить дом престарелых – для пожилых людей, которые часто оказываются в полном одиночестве. Мы уже помогаем таким людям в их домах или квартирах, например старой женщине, перенесшей операцию, о которой некому было заботиться. Они дают нам больше, чем мы им. В то же время мы не романтизируем службу любви. Часто люди, нуждающиеся в помощи, страдают психическими расстройствами. Они могут проклинать вас, Церковь, даже угрожать вам.

Существует духовная опасность видеть людей в этом как бы выделенном состоянии – это разрыв в общении. Чем ближе вы к другому человеку, тем больше понимаете, что на его месте могли быть вы. Все может стать таинством, тайной Божиего присутствия.

Мы ищем как можно больше способов помочь – и никогда не сможем сказать, что закончили. Вот в воскресенье читалось Евангелие о Страшном суде во время литургии: «Что Вы сделали одному из братьев сих меньших, то сделали Мне». В своей проповеди я попросил добровольцев помочь с расширением программы нашей службы любви – после литургии подошло 28 человек, в основном молодых. Это означает, что мы можем сделать больше.

Вас не спасет теория, если вы не будете применять ее на практике. Если вы верите в силу медицины, но храните ее в бутылочках, она вам не поможет. Святой Григорий Богослов говорил, что познание Бога начинается с повиновения его заповедям; если вы начинаете путь, то испытаете тайны – таинства – на себе. Подобно Моисею, нам разрешено смотреть на Бога. Это приключение лучше всякой сказки, всех легенд.

Одно из убеждений, которое мы вынесли из всех проектов службы, – это невозможность заниматься ею в одиночку. Христос сказал, что будет присутствовать при двух или трех собравшихся во имя Его – одного недостаточно.

От этой работы мы знаем и благодарность. А это существенно. Глубинный смысл слова «евхаристия» – благодарение. Жалобы – это болезнь нашего времени. Наш грех – неблагодарность. Недавно я посетил 83-летнюю женщину, которая была слепа с трех лет. Я никогда не встречал кого-либо так же благодарного, как она, кого-то настолько признательного. Всякий раз, когда мы встречали сестер Цико, мы замечали, как при каждом упоминании Христа освещались их лица. Освещались такой благодарностью! Они жили в другом мире – и они радовались ему, и мы тоже испытываем эту радость. Это сохраняло им жизнь. Но в нашем современном мире, если вы не жалуетесь, на вас смотрят как на идиота.

В одно Рождество я отправился в горную пещеру, недалеко отсюда, в место, куда многие боятся идти из-за суеверных легенд о привидениях. Я развел небольшой огонь и стал молиться. В этой пещере я был полон такой радости! Люди, с которыми такого никогда не случалось, не смогут себе этого представить. Радость? Радость в холодной пещере среди зимы? Они примут вас за умалишенного. Но я почувствовал большую радость, и глубокая молитва наполнила всего меня. Эта радость присутствовала во мне несколько дней, я даже не мог работать.

И годы гонений были трудными, но поучительными. Тогда за религиозность давали не медали! В 1948 году глава нашей Церкви, архиепископ Христофор, был арестован и заключен в церковь святого Прокопия в Тиране. Четыре года спустя в прессе сообщили, что епископ был найден мертвым, но предполагается, что его отравили. Он принял смерть мученика.

Другой епископ, Ириней, имел мужество отказаться от рукоположения в епископы лица, назначенного правительством, и из-за этого был сослан в монастырь Арденица. Епископ Ириней был из Скодры, что на севере Албании. Изучал богословие в Париже и Белграде. Ириней никогда не хотел быть епископом или даже диаконом или священником, но его хиротонисали во время итальянской оккупации Албании, чтобы предотвратить назначение униатского епископа, которого нам навязывали. Итальянцы намеревались как можно быстрее установить униатство. После недели молитв Ириней согласился, хотя на тот момент был мирянином. Вскоре его рукоположили в диаконы, а затем в священники, а затем в епископы – и все за одну неделю! Он служил епископом в Косово и в Македонии. Епископ Ириней был арестован и сослан в монастырь Арденица, где умер в 1973 году.

Религиозная жизнь была опасной. Но в те дни я остро ощущал, что без веры не выжить. Такая жизнь, без религии, искалечена. Это теперь у нас сложилось впечатление, что можно существовать без религии или что религия может быть хобби. Мы пережили времена коллективного безумия, когда люди осуждались за любую форму религии – это была война против идеи о святом, против идеи Бога.

Но, по правде говоря, я часто жалел преследователей – и до сих пор жалею. Действительно, они сами оказались жертвами. Они стали недостойны звания человека. Я не знаю, как они чувствуют себя сейчас, но их души были серьезно повреждены. Ад – это жизнь без Бога, и он начинается здесь. Если мы не познакомились с Богом в этой жизни, как сделаем это в следующей?