«Жизнь положить за друзей своих»

Русская православная Церковь и безопасность государства:
история и современность

С первых годов введения христианства на Руси российское воинство и Русская Православная Церковь (РПЦ) всегда были рядом. Церковь, провозгласив защиту Отечества священным делом каждого верующего, строила монастыри-крепости, способные выдержать длительную осаду, направляла в войска своих пастырей, укрепляла армию духовно. В годины тяжелых испытаний в ряды воинов становились священнослужители. Среди святых, традиционно почитаемых русской Церковью, выдающиеся полководцы князья Александр Невский, Дмитрий Донской, Довмонт Псковский, Андрей Боголюбский, Михаил и Всеволод Черниговские и другие.
На Куликовом поле, ставшем священным для всех россиян, первым принял на себя удар врага, как сообщает предание, монах-воин Пересвет. Церковь всеми известными ей способами поддерживала и поощряла воинские подвиги при защите родной земли. Стараниями православной Церкви русское воинство стало называться христолюбивым, чем подчеркивался тот главный источник, из которого оно веками черпало свои нравственные силы.
Православная Церковь не только органично вошла в систему обеспечения безопасности государства, но и стала его основной цементирующей силой. Это было обусловлено тем, что Церковь, во-первых, привнесла в Россию и развила применительно к местным условиям христианское учение о войне и воинском служении, которое стало идеологическим фундаментом вооруженной защиты государства. А во-вторых, государство смогло в полной мере воспользоваться уникальным потенциалом Церкви, включив ее в систему обеспечения безопасности государства посредством специально созданных институтов духовенства армии и спецслужб.

«Взявшие меч, мечем погибнут»

Отношение Церкви к войне и к воинскому служению вообще прошло сложный путь развития: от отрицания самой возможности военной службы для христианина в I—III вв. по Р.Х. до провозглашения защиты Отечества священным делом каждого верующего. В концептуальном виде христианское учение о войне и воинском служении сложилось в Средние века, когда возникла «убежденность, что война должна вестись по определенным правилам, что и сражающийся человек не должен терять своего нравственного облика, забывая, что его противник — такой же человек, как и он сам».
РПЦ, обратившись к христианскому учению о войне и воинском служении, традиционно выделяла из него следующие основные положения:
— войны являются злом, но злом неизбежным, они сопровождали всю историю человечества после грехопадения и будут сопровождать ее и дальше;
— насилие допустимо, если оно направлено на пресечение зла, а потому действующая власть обязана силой устранять зло из жизни общества;
— убийство врага на войне не противоречит учению Христа и является последней мерой в борьбе со злом;
— воинское служение является особым духовно-нравственным подвигом во имя ближнего, сопряженным с готовностью «положить жизнь за друзей своих».

Обосновывая неизбежность войн, Церковь, разумеется, опиралась на Библию: «Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть» (Евангелие от Марка. 13.7).
Согласно Ветхому завету, войны начались с братоубийством Каина. И пока каиновы чувства в сердцах людей не исчезли, считает православная Церковь, пока будет существовать и господствовать на земле грех, пока живут и действуют в свободном человеке его страсти, будут и войны. Причем, когда перед концом мира грех достигнет наивысшего развития, войны будут очень велики, т.к. Христос сказал как-то: «Зрите не ужасайтесь, подобает бо всем сим быти. Восстанет бо народ на народ и царство на царство» (Евангелие от Матфея. 14. 6—7). А раз войны неизбежны, государству необходимо к ним готовиться: создавать армию, производить и запасать оружие, строить крепости и т.д. Только военная сила и постоянная готовность к отпору агрессора позволяют государству жить в мире.

Известный богослов середины XIX в. митрополит Московский Филарет (Дроздов) учил: «Бог любит добродушный мир, и Бог благословляет праведную войну. На земле всегда есть немирные люди, посему нельзя наслаждаться миром без помощи военной».
По мнению православных богословов, Христос, проповедуя мир и любовь, терпение, послушание властям и перенесение личных обид, не отвергал возмездие за причиненное зло, в том числе и с использованием военной силы, «ибо все, взявшие меч, мечем погибнут» (Евангелие от Матфея. 26. 52). Прежде всего эти слова, сказанные им апостолу Петру, обозначают предостережение всякому, поднимающему меч на другого. Меч познается чрез меч — таков закон возмездия, считает Церковь.
В Библии нет прямого запрета христианину употреблять насилие в земной жизни. Напротив, в словах Иисуса на суде Пилата: «...если бы от мира сего было царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня» (Евангелие от Иоанна. 19.36—37), — ясно показано, что противление силой, самозащита есть дело естественное.
По мнению богословов, насилие над противником, пришедшим поработить народ, уничтожить духовный оплот его жизни — православие, само по себе не может считаться аморальным, и только его безответственное, жестокое применение будет несомненным злом.

Идею о возможности и необходимости насилия по отношению к врагам активно развивали не только богословы, но и православные философы, которые неизменно подчеркивали, что «одним из величайших заблуждений является так называемое непротивление злу силою. Это учение противоречит христианской истине прежде всего тем, что оно проповедует бездействие, христианство же призывает к действительной любви и считает бездействие великим грехом».
Известный русский православный философ И.А.Ильин, посвятивший этой проблеме ряд работ («О сопротивлении злу силою», «Основное нравственное противоречие войны», «О христолюбивом воинстве»), считал, что «сопротивление злу силою и мечом не является грехом всюду, где оно объективно необходимо или, что то же, где оно оказывается единственным или наименее неправедным исходом».
На войне, участвуя в боевых действиях, человек вынужден убивать врагов. В связи с этим перед православной Церковью возникла сложная нравственная задача — обосновать законность лишения жизни себе подобного, т.е. человека человеком. Определенно по этому поводу еще на заре христианства высказался учитель Церкви Афанасий Великий: «Непозволительно убивать, но убивать врагов на поле брани и законно, и похвалы достойно».
Православные священники разъясняли солдатам, что одна из основных заповедей христианства не убий не отрицает и не осуждает противление злу силою: «Против шестой заповеди не грешит тот, кто убивает вооруженного неприятеля на войне, потому что, воюя, мы защищаем святую Веру, Государя и Отечество наше».

Опираясь на Новый завет, Церковь разъясняла, что христианин может быть воином и участвовать в войнах и это не противоречит учению Христа. В Библии нет ни одного осуждения Христом солдат, подобно тому, которое он изрек в отношении торгующих на территории храма (Евангелие от Иоанна. 2.16). Напротив, когда воины пришли к Иоанну Крестителю за советом, то он сказал им: «Никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованьем» (Евангелие от Луки. 3.14). То есть он не повелел им оставить армию, а дал понять, что они должны зарабатывать себе на пропитание ратным трудом, но без жалоб и претензий. Вместе с тем он призвал их к покаянию и запретил использовать оружие и власть в личных целях, например для вымогательства — практики, обычной для римских легионеров того времени.
В своих проповедях православное духовенство постоянно подчеркивало богоугодность военной службы в условиях действия существующей власти. Солдатам разъясняли, что принятая ими военная присяга есть «клятва перед Богом служить верно Государю, Наследнику престола и Отечеству, хотя бы пришлось и умереть за них». При этом старались постоянно напоминать, «при какой обстановке получена была данная ими клятва, а именно христианам на Кресте Спасителя и святого Евангелия».

Православие традиционно истолковывало военную службу как особый вид христианского служения. В начале XX в. архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов) выразил отношение Церкви к воинскому труду в двух коротких, но емких фразах: «Доколь не водворятся на земле правда и истина, дотоль необходимы вооруженные защитники Церкви и Отечества» и «Звание воина, по самому существу своему, весьма близко к самой высокой степени совершенства христианского». Характеризуя личные качества христолюбивых воинов, он писал, что их отличает «правота побуждений, чистота намерений и прямота действий». Они, «смело поражая врагов веры, царя и отечества, обязываются не проливать крови понапрасну, не производить разрушения без цели и пользы; не нарушать уважение к тому, пред чем должны равно преклоняться и друзья и враги; быть кроткими к мирным жителям и великодушными к побежденным». Они должны «переносить труды и лишения без ропота, исправлять дело своего звания без лжи и неправды, воодушевляясь при сем не столько чаянием наград земных и отличий временных, сколько упованием венца небесного». Для них важно «уметь отражать не одних врагов отечества видимых, но и врагов своего спасения невидимых, кои суть наши злые пожелания и страсти; хранить в сердце веру в Царя небесного и верность Царю земному; послушание к начальникам и любовь ко всем». Воин, любящий Христа, должен быть «кротким, воздержанным, богобоязненным и правдолюбивым. Быть первым в трудах и последним у награды, подвизаться где можно и за других, но выставлять по окончании подвига не себя, а других». Он «не подвергает себя опасности и смерти без видимой нужды, по единой неразумной отваге или столь же непростительной беспечности, а сражается и умирает по-христиански, переходит на брани в другой мир с чувством смирения и покаяния».

Даже после октябрьских событий 1917 г., когда православная Церковь подверглась жесточайшим репрессиям, она продолжала отстаивать свои принципиальные позиции по вопросам войны и воинского служения. Особенно страстно зазвучал голос Церкви в годы Великой Отечественной войны. Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), развивая идеи своих предшественников о священном долге защиты Отечества, в обращении к пастве в первые дни Великой Отечественной войны говорил:
«Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает ее без нужды, без правды, с жаждою грабительства и порабощения; на нем лежит позор и проклятие неба за кровь и бедствие своих и чужих. Но война — священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды, Отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу».
За два военных года только Патриарший местоблюститель Сергий (Страгородский) обратился с 23 посланиями, в том числе со специальными посланиями к верующим, находящимся на временно занятых противником территориях. В них Сергий всячески подчеркивал, что всем верующим надо помнить «не о личных опасностях, а о священном долге перед Родиной и верой».

Понимая, что войну выигрывают не только на полях сражений, православная Церковь активно включилась в международную антифашистскую и миротворческую деятельность. Чтобы аргументированно показать верующим и международной общественности свою непримиримую позицию по отношению к фашизму, она издала несколько книг, в том числе: «Правда о религии в России» (1942) и «Русская православная Церковь и Великая Отечественная война» (1943). В них красной нитью проходит мысль, высказанная патриаршим местоблюстителем Сергием в первые дни войны: «Не было того и не будет, чтобы наш православный народ из страха перед нашествием инопоклонников малодушно изменил своим лучшим историческим заветам и без борьбы предал и свою землю, и свою будущую судьбу на произвол заклятому врагу».
Активную деятельность, направленную на широкую пропаганду своих взглядов, Церковь продолжила и после окончания Второй мировой войны. Она стала не только постоянным и деятельным участником многочисленных международных и региональных форумов миротворческих сил, но и выступила инициатором проведения крупнейших из них в Москве: в 1977 г. Всемирной конференции Религиозные деятели за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами и в 1982 г. Всемирной конференции Религиозные деятели за спасение дара жизни от ядерной катастрофы. Церковь активно развивала, высказывала и отстаивала свою позицию по проблемам войны и мира. Концентрированное выражение этой позиции представлено в послании Священного синода Русской Православной Церкви О войне и мире в ядерный век, принятом 7 февраля 1986 г. В нем говорилось о том, что «вопрос о войне и мире в ядерный век есть вопрос жизни и смерти для всех», поэтому Церковь вынуждена переосмыслить свои воззрения по этому вопросу. Признавая по-прежнему, что «война всегда есть насилие, но иногда насилие вынужденное, направленное на пресечение зла, справедливое», Церковь тем не менее делает вывод, что к ядерной войне «не может быть применено понятие справедливости», т.к. она изначально несправедлива и бессмысленна. «Если даже предположить, что ядерная война будет преследовать справедливую цель, ее она не достигнет, ибо о такой цели, то есть о восстановления порядка и мира, не может идти речи там, где всё разрушено и истреблено». В послании делается вывод, что «ядерная война явилась бы безумным порождением греха и была бы ужасающим грехом против Бога, грехом, обязанность предотвратить который — самая жгучая и настоятельная задача Церкви и всего человечества».
Заняв безоговорочную позицию по отношению к ядерной войне, которая, по мнению Церкви, ни при каких обстоятельствах не может быть справедливой, РПЦ заявила, что войны без применения оружия массового поражения могут носить справедливый характер. Поэтому в Послании развивается христианская концепция справедливой войны, которая должна «опираться на следующие основные принципы:
1. Любовь к своим ближним, к своему народу и отечеству.
2. Понимание нужд других народов.
3. Убеждение в том, что благу своего народа невозможно служить безнравственными средствами».

Кардинальные изменения международной обстановки в конце XX в., приведшие к уменьшению реальной опасности развязывания ядерной войны, но в то же время и к значительному росту числа локальных войн и военных конфликтов, в которые втягивается всё большее количество стран и народов, побудили Церковь снова обратиться к проблемам войны и мира. В принятых юбилейным Архиерейским собором РПЦ 2000 г. Основах социальной концепции Русской Православной Церкви им посвящен специальный раздел Война и мир. Здесь получили продолжение и развитие идеи послания Священного синода 1986 г. О войне и мире в ядерный век. Отдельные положения послания, например, о принципах, определяющих нравственные границы справедливой войны, вошли в новый документ без изменений.
В «Основах...», указывая на греховные причины войны и «признавая войну злом, Церковь всё же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством».
В документе сочувственно излагается принятая в западной христианской традиции точка зрения на то, при каких условиях война на своей или чужой территории может быть признана допустимой: «войну следует объявлять ради восстановления справедливости; войну имеет право объявить только законная власть; право на использование силы должно принадлежать не отдельным лицам или группам лиц, а представителям гражданских властей, установленных свыше; война может быть объявлена только после того, как будут исчерпаны все мирные средства для ведения переговоров с противной стороной и восстановления исходной ситуации; войну следует объявлять только в том случае, если имеются вполне обоснованные надежды на достижение поставленных целей; планируемые военные потери и разрушения должны соответствовать ситуации и целям войны (принцип пропорциональности средств); во время войны необходимо обеспечить защиту гражданского населения от прямых военных акций; войну можно оправдать только стремлением восстановить мир и порядок».

Современная православная Церковь приняла исторически сложившуюся трактовку возможности убийства христианином другого человека: «Нравственный христианский закон осуждает не борьбу со злом, не применение силы по отношению к его носителю и даже не лишение жизни в качестве последней меры, но злобу сердца человеческого, желание унижения и погибели кому бы то ни было», говорится в «Основах...».
Сложившаяся в православной Церкви в дореволюционный период богословская трактовка проблем войны и воинского служения способствовала формированию идеологического фундамента государственной военной политики, давала богословское обоснование права и обязанности государства на вооруженную защиту своих интересов, богоугодности и святости таких действий. Уже в наши дни она стала важной предпосылкой возобновления взаимодействия Русской Православной Церкви и сил обеспечения безопасности государства.

Военное духовенство России

Государство, со своей стороны, создало специальную организационно-правовую базу военно-церковных взаимоотношений, основным элементом которой стал корпус военных священников, органично вошедший в структуру российской армии и флота, а затем и специальных служб страны.
Во все времена российской истории Церковь активно работала в военной среде, охватывая своим влиянием все возникающие формирования и структуры. Благословляя свою паству на службу в российской армии, Церковь постоянно была рядом с ней в этом ответственном и сложном послушании. Велика роль в этом военного и военно-морского духовенства, которое до октябрьских событий 1917 г. осуществляло духовное окормление православных солдат и офицеров, не оставляя свою паству в самых тяжелых военных испытаниях.
В организационном плане взаимоотношения Церкви с армией и спецслужбами прошли сложный путь развития, важнейший этап которого связан с именем Петра I.
Создавая регулярную армию, монарх учел высокую религиозность народа и роль, которую исторически выполняла Церковь в деле защиты России. В новой армии солдатам, оторванным от привычной среды, предстояло провести в боях и походах всю жизнь (служба при Петре была пожизненной). Поэтому армия остро нуждалась в эффективной системе нравственного воспитания и сплочения военнослужащих, стержнем которой в условиях России могло стать только православие. Естественно, что создание такой системы было не по плечу офицерам-иностранцам. Поручить такую задачу Петр мог только Церкви. Но Церковь для этого необходимо было поставить под жесткий контроль государства. В числе прочих это стало одной из причин проведения в стране церковной реформы, в результате которой Церковь стала надежным проводником государственной политики, православие приобрело официальный статус государственной религии, а в штатах воинских частей появились священнослужители. Первоначально священники стали назначаться на боевые корабли военно-морского флота.
В 1704 г. адмирал Крюйс, делая роспись воинских чинов, необходимых для комплектования экипажей новых кораблей, писал: «На 7 галер требуется 7 попов и на 100 бригантинов 3 попа, а на лицо состоит только два».
Практика включения священнослужителей в экипажи боевых кораблей прошла проверку в ходе Северной войны, и в 1717 г. Петр I закрепил ее специальным указом: «В Российском флоте содержать на кораблях и других военных судах 39 священников».
Первые корабельные священники назначались из числа белого духовенства (имеющего право создавать семью). Затем, так как морская служба была крайне тяжела и опасна, стали привлекать для этого монашествующих лиц, что и было закреплено высочайшим повелением от 8 апреля 1719 г.: «В корабельном флоте на каждом корабле иметь по одному иеромонаху».
В этот период священнослужителей стали вводить и в штаты полков сухопутной армии. Корпус военных священников стал органичной частью российской армии и флота. Регламентация его деятельности получила законодательное закрепление в императорских указах, воинских уставах и распоряжениях Священного синода. Введенный в действие в 1716 г. Артикул воинский имел специальные главы О страхе Божии и О служении Божии и о священниках.
Артикул предписывал священнослужителей «любить и почитать, и никто да не дерзает оным как словом, так и делом досаду чинить, и презирать, и ругаться». Морской устав 1720 г. устанавливал, что на флоте имеется один начальствующий священник (префект), который должен находиться «на корабле Аншеф-командующего и иметь управление над всеми священниками во флоте». В трех статьях Устава излагались обязанности корабельных священников, им предписывалось «в воскресные и праздничные дни, ежели жестокая погода не помешает, литургию отправлять. Также поучение словесное или письменное читать в наставление людям, а в прочие дни — молитвы положенные».

Военные священники в мирное время подчинялись епархиальным архиереям, а в период боевых действий или походов за пределы государства ими руководили полевые обер-священники, которых назначал Священный синод или император. На флоте священниками руководил обер-иеромонах (префект), подчиненный непосредственно Синоду.
С небольшими изменениями эта структура просуществовала до конца XVIII в. В период царствования Павла I армейское духовенство вывели из епархиального подчинения. Монаршим повелением было установлено, что «полевой обер-священник как в военное время, ровно и в мирное, иметь должен в ведении своем всех священников армии, и, следовательно, по всей сей части белого священства принадлежит ему главное начальство в рассуждении всего того, что идет и до юридических надобностей. Без ведения и одобрения оного полевого обер-священника никаких перемен по части армейских священников не чинить и не переменять иереев». Первым полевым обер-священником, имеющим широкие полномочия, стал протоиерей Павел Озерецковский.
Озерецковский провел большую работу по упорядочению деятельности военного духовенства, улучшению его материального положения. По его инициативе началась подготовка кадров для военного духовенства, была создана особая, армейская духовная семинария, «дабы дети армейского и флотского духовенства, обучающиеся в семинарии, ни в какое другое состояние не поступали, как только в армию на священнические места, и чтобы все они обучались в одной семинарии под одним присмотром». Помещение для семинарии отвели в здании Тверского подворья на Васильевском острове в Санкт-Петербурге. В трех классах: богословском, философском и историческом — учились 25 воспитанников. При семинарии было создано училище, в котором получили образование 84 воспитанника. Кроме риторики, философии, богословия и языков в семинарии преподавалась история, география, математика. Несколько часов в неделю отводилось изучению военных уставов и артикулов, а также медицины. Императорская академия наук передала семинарии Радзивиловскую библиотеку (собрание книг по богословию и философии).
В скором времени в руках обер-священника, подчиненного непосредственно Синоду, объединилось управление военным духовенством армии и флота. Постепенно расширялись его права: он стал назначать и увольнять военных священников, испрашивать им пенсии и награды, привлекать провинившихся к ответственности и т.д. Сложилась четкая система взаимодействия Церкви и армии. Но после окончания наполеоновских войн она была значительно усложнена, и военным духовенством стали руководить два протоиерея: обер-священник армии и флотов и обер-священник гвардейского и гренадерского корпусов.
С середины века обер-священники обоих ведомств получили наименования: главный священник армии и флотов и главный священник Штаба Его Императорского Величества и отдельных гвардейских и гренадерских корпусов. Главные священники руководили военным духовенством через благочинных, которые назначались в армиях, корпусах, дивизиях, на флотах и исполняли роль местных посредствующих органов между высшей военно-духовной властью и священниками полков, других войсковых частей и учреждений.
В XIX в. развитие военно-духовного ведомства происходило весьма активно при непосредственной поддержке императоров, Синода и военного руководства. Окончательно структура военного духовенства сложилась в 1890 г., когда императорским указом от 12 июня было утверждено Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств. Был создан единый орган военно-духовного управления во главе с протопресвитером военного и морского духовенства.
Специфика пастырской службы в войсках отразилась на особенностях устройства института военного духовенства. Хотя ведомство имело очень много общего с епархиальным устройством, существовали и принципиальные отличия. Общим было то, что возглавлявший военное и морское духовенство протопресвитер, подобно архиерею, назначался Синодом и утверждался императором. Он подчинялся непосредственно Синоду и имел духовное правление по образу консистории, представлял в Синод ежегодный отчет о вверенном ему управлении «применительно к установленной форме донесений епархиальных архиереев о состоянии епархий».

Должность протопресвитера военного и морского духовенства была высшей иерейской должностью в православной Церкви. При поставлении ему давалась митра, он был присутствующим или постоянным членом Священного синода, а подчиненность военному министру по военным вопросам и право личного доклада императору делали его положение относительно независимым. Более того, протопресвитер кроме своих должностных обязанностей не нес дополнительного послушания. По служебному положению и материальному обеспечению в военном ведомстве он приравнивался к генерал-лейтенанту, а в духовном мире — к архиепископу.
Протопресвитер управлял подведомственным ему духовенством через корпусных, старших, дивизионных, гвардейских и флотских благочинных. При протопресвитере было создано духовное правление, которое имело небольшой штат опытных военных пастырей, а также канцелярию, архив и казначейство. На время военных действий учреждались должности главных священников армий (бывшие полевые обер-священники), а в Первую мировую войну — главных священников фронтов. В такой структуре, без существенных изменений институт военного духовенства просуществовал в стране до 1918 г., а в белых армиях — до 1921 г.
Последним главой военно-духовного ведомства в России стал Георгий Шавельский. Будущий протопресвитер родился в 1871 г., в селе Дубократ Витебской губернии, в многодетной семье дьячка. После окончания духовного училища и духовной семинарии священствовал и одновременно учительствовал в бедном белорусском селе. Затем учеба в духовной академии и, еще до ее окончания, назначение настоятелем Суворовской церкви Академии Генерального штаба. Когда началась русско-японская война, отец Георгий был направлен на фронт. Служил в церкви Восточно-Сибирской дивизии, затем был назначен главным священником 1-й Маньчжурской армии. Ему не раз пришлось побывать на полях сражений, где он проявил выдержку и личную храбрость. В ходе одного из боев был контужен. За мужество Георгий Шавельский был удостоен орденов Анны 2-й и 3-й степеней с мечами, Владимира 4-й степени с мечами, золотого наперсного креста на Георгиевской ленте.
В 1911 г. отец Георгий был назначен протопресвитером русской армии и флота. В его подчинении находилось до пяти тысяч военных священников, которыми он руководил справедливо и строго. О большом авторитете Георгия Шавельского среди подчиненных свидетельствует то, что после падения самодержавия на первом съезде военного духовенства в 1917 г. его избрали пожизненным протопресвитером.
В XIX — начале XX Церковь развивала взаимодействие не только с армией и флотом, но и с немногочисленными специальными службами России, к которым можно отнести Отдельный корпус пограничной стражи (входил в Министерство финансов), полицию и жандармерию (входили в Министерство внутренних дел), Главное тюремное управление (входило в Министерство юстиции), Фельдъегерский корпус (входил в Военное министерство). Организационные структуры и принципы, на которых осуществлялось взаимодействие Церкви и спецслужб, были различными и зависели от предназначения ведомств.
Полиция и жандармерия (политическая полиция), как правило, собственных церквей не имели и окормлялись приходскими священниками или военными священниками в гарнизонах, где дислоцировались жандармские дивизионы. На православное духовенство возлагалась основная работа по патриотическому и духовно-нравственному воспитанию сотрудников полиции. Оно регулярно участвовало в отправлении благовестных молитв по случаю юбилеев чинов полиции, независимо от занимаемой должности; повышение по службе руководителей полиции также сопровождалось соответствующими молитвами православного священника. В каждой губернии устанавливался свой профессиональный день полицейских; на этих праздниках присутствовали священнослужители, которые выступали со словами духовной поддержки и напутствия. Общий профессиональный праздник полиции, установленный в 1914 г., был посвящен святителю Алексию, митрополиту Московскому.
Существенную роль играла православная Церковь в деле социальной поддержки сотрудников полиции. Это была реальная помощь священников и привлеченных ими мирян в госпиталях, сбор пожертвований для семей нуждающихся полицейских. Под патронатом Церкви создавались приюты для сирот сотрудников, погибших при исполнении служебных обязанностей, а также полицейские приюты для нуждающихся чинов полиции, находящихся на пенсии.
Среди спецслужб традиционно наиболее значительное количество священнослужителей входило в штат тюремного ведомства. В начале XX в. эта практика получила нормативное закрепление. В мае 1831 г. Комитетом министров была утверждена тюремная инструкция, содержащая главу О церкви, которая подробно регламентировала правовое положение тюремных церквей, порядок посещения арестантами церковных служб, отправления религиозных обрядов, а также предписывала тюремной администрации следить, «чтобы во время церковной службы не было со стороны арестантов никаких "непристойностей”». В этот период возрастает роль священнослужителей в организации тюремного быта и религиозно-нравственного воспитании заключенных. Причем четко прослеживается стремление государства объединить усилия тюремной администрации и священников в воспитательном воздействии на заключенных. Начинается активное строительство при тюрьмах церквей и часовен или их оборудование в приспособленных помещениях. Формально священники, дьяконы и псаломщики с этого времени входят в состав тюремной администрации, что и было законодательно закреплено в 1887 г., когда их признали официальными должностными лицами аппарата управления мест лишения свободы. С этого времени в России появился самостоятельный институт тюремного духовенства, находившегося в подчинении местного епископата.

Уже в 1911 г. в 273 тюремных церквях и 77 церквях, расположенных при тюрьмах, служили 346 священников, 30 диаконов и 208 псаломщиков. В исправительных арестантских отделениях имелось еще 40 церквей, которые обслуживали 44 священника, 4 диакона и 30 псаломщиков.
Так как многие тюремные церкви располагались в отдаленных районах страны и зачастую были единственными церквями в округе, их прихожанами становились не только арестанты и тюремные стражники, но и местные жители. В этом случае для исключения нежелательных контактов арестантов с посторонними лицами и предотвращения побегов применялись специальные меры, закрепленные инструкцией Главного тюремного управления от 21 апреля 1909 г. Она предусматривала выдачу прихожанам именных разрешений (билетов) за подписью и печатью начальника места заключения на разовое или постоянное посещение церкви. Заключенные во время богослужений отделялись от посторонних лиц глухой перегородкой или железной решеткой. Когда в церкви кроме заключенных находились только семьи служащих места заключения, ограничивались устройством барьера или широкого свободного пространства. Обязательно по обеим сторонам перегородки, решетки, барьера или свободного пространства выставлялся наряд тюремной стражи.
Роль православного духовенства в тюрьмах постоянно росла. В соответствии с инструкцией от 28 декабря 1915 г. священники становились членами тюремного совещания по вопросам внутреннего распорядка, преподавателями Закона Божьего в тюремной школе и руководителями тюремных библиотек. Кроме того, инструкция предписывала общие молитвы заключенных утром, вечером, перед обедом и ужином.
В дореволюционной России православным духовенством был накоплен значительный опыт духовного окормления заключённых и служащих мест заключения, оказавшийся востребованным и в наши дни.
В России всегда большое внимание уделялось охране границ, но организационное оформление Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС) как государственной организации, приравненной во многих отношениях к военной, произошло только в октябре 1893 г., когда он был выделен из состава Департамента таможенных сборов в самостоятельную структуру в составе Министерства финансов. К 1900 г. в состав корпуса входило 7 округов погранстражи, 31 бригада, два самостоятельных отдела и флотилия. В штате каждой бригады предусматривалась должность священника, однако к октябрю 1917 г. они имелись лишь в 17 бригадах. Эти священники находились в подчинении епархиальных архиереев и организационно не входили в состав военно-духовного ведомства. Такое положение было связано с тем, что одним из важных направлений их деятельности являлась работа с местным населением и им нередко приходилось выступать посредниками между российскими пограничниками и местными жителями в конфликтных ситуациях.
В первую очередь священники назначались в бригады, расквартированные в наиболее отдаленных регионах страны, где количество православных приходов было незначительно, а позиции других религий наиболее сильны: на польско-прибалтийском и кавказско-среднеазиатском участках российской государственной границы. Так, в бригадах 2-го и 3-го округов (Вильно и Варшава) находилась почти половина штатных священников; в одном только 3-м округе размещалось около 40 % псаломщиков от положенной штатной численности корпуса.
Уже в 1901 г. в ОКПС было 15 стационарных церквей. Во многих подразделениях разворачивались походные церкви, например в 30-й бригаде — во имя Михаила Архангела, в 31-й бригаде — во имя Святого Александра Невского. Помимо этого, в некоторых подразделениях, расположенных на границе, имелись походные цер