Вновь и вновь великая русская культура свидетельствует о себе в Церкви. Церковь не есть одна из субкультур, как празднословят некоторые, но, в числе своих характеристик, является подлинным и наивысшим выражением великой классической русской культуры.

При разговоре об этой книге мне хотелось бы избегать затертых и избитых выражений из современного лексикона типа «православный бестселлер». Для меня эта книга - эпос. Рассказ о великих подвижниках, молитвенниках и хранителях Церкви и Земли Русской. И еще - Житие. С большой буквы. Новый российский Патерик.

Задача древней житийной литературы была направлять читателя к Царствию Небесному, быть надежной лоцией в бурном житейском море. И еще - пронзать сердце, уязвлять его Христовою любовию.

Один из таких пронзительных рассказов - о епископе Василии (Родзянко), который смиренно направился в далекий сельский храм, чтобы послужить там и духовно укрепить настоятеля, и по пути остановился около лежащего на земле мотоциклиста, только что погибшего в автокатастрофе. Этот мотоциклист не имел возможности ходить в храм, потому что все храмы в округе были разорены и порушены. Но у него был духовный отец.

И этим отцом оказался... сам епископ Василий, чьи выступления по радио слушал этот простой русский человек, считавший его своим духовным наставником. «Владыка зарыдал и склонился над своим умершим духовным сыном» (Рассказ «Высокопреосвященный послушник»). О чем этот рассказ? О расставании? Нет, о встрече, но особенной, невидимой и духовной, не о трагедии бытия, а о Кресте и Воскресении, победе над смертью, над ее мнимым торжеством.

Удивителен тот обет послушания, который дал владыка Василий - быть в послушании у каждого человека, если просьба его по силам и не противоречит Священному Писанию. Этот обет послушания мог направить его на дальнюю окраину Москвы - к скромной советской бабушке, до которой все не мог добраться ее приходской священник, чтобы освятить квартиру, или же в Костромскую область, за 400 верст от Москвы, чтобы поддержать молодого иерея в его активной деятельности.

И, читая рассказ о. Тихона о почившем владыке Василии, невольно вспоминаешь о папе Григории Великом (+604), который земно кланялся простым палестинским монахам-паломникам, или о святителе Спиридоне Тримифунтском, который сам омывал ноги своим гостям, уже будучи епископом.

В моей юности мне выпало счастье видеть владыку Василия и немного общаться с ним, когда он посетил семинар монахини Елены Казимирчак-Полонской в Петербурге (тогда еще Ленинграде) в 1990 г.

Мне запомнилась удивительное величие Владыки, каким-то непостижимым образом соединенное с сердечной простотой и доступностью. С простым студентом он мог общаться так же, как и с лицами, облеченными саном и властью, и в то же время ты понимал, кто перед тобой. И свидетельствую, что образ, живописанный о. Тихоном, исторически подлинен и жизненно достоверен.

И еще. Запомнился великий покаянный дар Владыки. В один из своих приездов в Россию он прочел покаянную молитву за своего предка - председателя Государственной Думы Михаила Васильевича Родзянко, одного из виновников Февральской катастрофы.

Читая книгу о. Тихона, я с радостью вновь встречался с родными и близкими мне людьми. Знакомым и родным явился облик «всеросссийского солнышка» о. Иоанна Крестьянкина - удивительно благостного, сердечно отзывчивого, прозорливого и принципиально-строгого одновременно. Но узнавание соединялось с познанием. Только узнав про те страшные пытки, которые пережил о. Иоанн в застенках МГБ, я по достоинству оценил его слова, сказанные мне вполголоса в его келье в далеком 1985 г.: «В 1945 году мы все ликовали, радовались: «Победа. Внешний враг уничтожен. Внутренний - признал Церковь». А потом? Как нас в 1949 году брать стали? Мне следователь говорил: «Мы все про Вас знаем. Вот там-то Вы говорили то-то». Осторожнее надо. А то так лучшие силы зря тратятся. Ни за что».

И тем сильнее и пронзительнее рассказ о том, что о. Иоанн бросился на шею пришедшему на очную ставку настоятелю своего храма, прекрасно при этом зная, что тот явился причиной его ареста и всех его страданий. Настоятель рухнул в объятия о. Иоанна, и очная ставка не состоялась.

Перечитывая этот абсолютно правдивый рассказ, понимаешь, что встреча Христа и Иуды в Гефсиманском саду - не далекое и отвлеченное от нас событие, а жизненный факт, повторяющийся в жизни святых и праведников. А равно и молитва Христа о распинателях.

О. Иоанн всю жизнь молился за своего следователя, кстати тоже Ивана Михайловича, который ему все пальцы переломал на следствии. И воистину, «сердце его было исполнено той могущественной, таинственной и всепрощающей любви, которую принес распятый Христос». (Отец Иоанн. С. 61) Как справедливо отмечает о. Тихон, о. Иоанн «весь был одной поразительной и прекрасной тайной». (Там же с. 56) И он скрывал в себе тайну новых мучеников и исповедников российских: «Батюшка говорил, что годы, проведенные в лагере, были самые счастливые годы его жизни.

- Потому что Бог был рядом! - с восторгом объяснял батюшка. Хотя, без сомнения, отдавал себе отчет, что до конца мы понять его не сможем.

- Почему-то не помню ничего плохого, - говорил он о лагере. - Только помню: небо отверсто и Ангелы поют в небесах. Сейчас такой молитвы у меня нет» (Там же. С. 61).

То, что в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицына и «Колымских рассказах» Шаламова осмысляется как величайшая русская трагедия, страшная и безысходная, в повествовании о. Тихона явлено как русская Голгофа и одновременно - Пасха Святой Руси. Сравним слова «небо отверсто и Ангелы поют в небесах» с пасхальной стихирой «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». Это воистину тайна, которую нам до конца не постигнуть.

Как показывает в своем рассказе о. Тихон, самые слова о. Иоанна раскрывались не сразу. Зачастую сбывались через года. Вспоминаю, как он благословил меня заниматься историей через некоторое время, сказав: «Пускай посмиряет себя на филологическом факультете с надеждой, что впоследствии будет заниматься любимым делом». Эти слова сбылись через 16 лет.

Помню, в 1987 г. он сказал об одной эмигрантке: «А беда повсюду идет и ни в какой Америке от нее не спрячешься». Глядя на современный стремительно глобализирующийся мир, его конвульсии и страшную близость к конечной катастрофе трудно не поразиться прозорливости великого старца - пророка наших дней, подобного Исаии или Иоанну Богослову.

В этом рассказе поражает и другое - доказательство того, что Церковь воистину есть общение святых, как написано в Апостольском символе веры. Уже после смерти о. Иоанна, митрополит Чувашский Варнава совершенно неожиданно рассказывает о. Тихону о том, что о. Иоанн Крестьянкин не подготовился к причащению единственный раз, когда на него напали разбойники. О. Тихон сразу понял, что это - предупреждение ему с того света от о.Иоанна.

Завершает рассказ рассуждение о. Тихона: «Мы с отцом Дионисием, ожидая начала службы, говорили о том, как велика милость Божия к нам, и как неисповедим Промысл Божий. Кто знает, чему мы были сейчас свидетелями? Или тому, как отец Иоанн из иного мира через владыку вразумил «одного из чад своих неразумных», как он однажды назвал меня в одном из своих писем. Или, быть может, мы сейчас встретили еще одного сокровенного подвижника и раба Божия, которыми не оскудеет Христова Православная Церковь до скончания века».

Книга «как в некой малой капле вод» отражает русскую народную жизнь от дореволюционной эпохи до наших дней. Удивительно переданы воспоминания монахини Евфросинии о дореволюционном Дивеево, о революции и гонениях. А один из рассказов действительно достоин вхождения в Пролог - о нерадивых монахах-пьяницах, которых большевики хотели заставить попрать Крест и Евангелие, а затем отпустить на все четыре стороны.

Вперед вышел игумен с испитым лицом и сказал: «Ну что же, братия, жили как свиньи, так хоть умрем как христиане». И ни один из них не сдвинулся с места. В тот же день все они были зарублены шашками. Тут все - и грехи служителей Церкви, и всенародный соблазн, и дьявольское его использование, и мученический подвиг казалось бы отпетых грешников. Подвиг искупительный.

Удивительны и рассказы о «советском архимандрите» Алипии - доблестном солдате Великой Отечественной, который обрел свою веру под немецкими пулями и снарядами. Он вспоминал, как рядом с ним рухнул на колени неверующий политрук и стал молиться. Действительно, приходят времена, когда начинают молиться все.

Многие герои о. Тихона - «вредный» о. Нафанаил, привратник о. Антипа, заставивший самого псковского уполномоченного Юдина принародно читать Символ Веры, прошли войну и вернулись с боевыми орденами и медалями. И после войны они бесстрашно боролись с фашизмом - иным, духовным.

Характерны слова архимандрита Алипия гэбэшникам, пытавшимся запретить монахам поливать монастырский сад: «Эта земля и вода наша. Мы кровь проливали, освобождая ее. И для вас я - не батюшка, а русский Иван, который еще имеет силу давить клопов, блох, фашистов и вообще всякую нечисть». И при этом герои о. Тихона отнюдь не были диссидентами, ни светскими, ни церковными - ни о. Алипий, ни о. Иоанн Крестьянкин, ни о. Нафанаил. Хотя прекрасно знали цену советской власти. Но они не боролись с нею, а жили поверх нее - своею жизнью во Христе.

Книга написана замечательным, благоуханным русским языком, кажется, что читаешь Нилуса или Никифорова-Волгина. Временами рассказы пронизаны тонким, незлобивым юмором. Например, это характерно для рассказа «Вредный отец Нафанаил». Особенно великолепны сцены крестного хода на выборы, или посещения наместником о. Гавриилом кельи о. Нафанаила.

Вкратце говоря, все же, о чем эта книга? Да о том, что «Иисус Христос вчера и ныне Той же и вовеки». И о другом - о таинственной жизни Святой Руси во Христе. И Святая Русь Христова - при любом строе, при князьях и царях, коммунистах и демократах - вчера и ныне та же и вовеки.

http://www.pravmir.ru/o-chem-svidetelstvuet-kniga-nesvyatye-svyatye/